Война - Алексей Юрьевич Булатов

которая быстро нагревала помещение, так же быстро остывала, и, даже несмотря на то что землянка была по большей части под землей, под утро все равно было свежо. Интересно, как оно тут зимой? Слава богу, что попал сюда поздней весной.

Я вышел из землянки и увидел, что лагерь уже не спит, всюду было движение, и недалеко от входа я увидел отца Феодосия, который разговаривал с Семеном.

Подойдя поближе, я услышал возмущенный голос Семена, который отвечал на часть разговора, которую я не услышал:

– Ты мне тут свои религиозные штучки брось, я буду их мочить, везде и всюду этих гнид немецких, никогда им не прощу того, что они сделали.

– Ты должен простить вот тут, а защищать родину от врага – это святое дело. Умереть за родину тоже правильно. Но злобы быть не должно.

– А как мне убрать эту злобу? Она ведь меня душит, прямо вот тут стоит, – рассказывал Семен, сжимая руками горло. – Вот тут пусто, как в бочке, – показал он на область сердца. «Как вижу этих гадин, холеных всех, выглаженных, так прямо ярость берет.

– Нужно стараться простить себя. Ты к себе ведь ненависть испытываешь, что не смог их спасти, что не смог предотвратить. Ты должен в первую очередь себя простить… О, Алексей, доброе утро.

Увидев меня, отец Феодосий улыбнулся, а Семен смутился, что-то пробурчал и ушел.

– Пойдем со мной, нужно помочь Петру со станцией. Если не разберется, нужно к немцу сходить, чтобы он помог.

– Хорошо, пойдем. – Мы пошли на другой край лагеря, по дороге Феодосий спросил:

– Ты пойдешь в поход с отрядом?

– В какой?

– У нас тут, в общем-то, цель одна, мы наблюдаем за дорогами и по возможности уничтожаем одиночные машины и небольшие конвои. Ходим отделениями, не больше и не меньше 10 километров от лагеря. Почему так важно связь иметь. Если большую колонну или большое перемещение сил противника видим, то сообщаем. Но в прошлый раз после передачи налет был на лагерь, и рацию потеряли. С тех пор вот уж 6 месяцев без связи.

– А поезда с рельс не пускаете?

– А где их тут взять-то, поезда? У нас тут нет поездов. Дороги вот минируем, но со взрывчаткой проблемы, если возьмем ящик снарядов, то сделаем, что сможем. Но взрывателей не хватает, поэтому все самодельное выходит опасное и неэффективное. В прошлом году повезло: машину взяли, там два ящика мин было, так мы немцу много кровушки-то пустили. Но пока что больше такого добра не попадалось, поэтому только так вот и действуем.

Мы дошли до землянки, как я понял, тут и жил Петр. Вошли внутрь, я увидел Петра. Молодой симпатичный парень, с бородой, где-то мой ровесник. Он встал и поприветствовал нас: «Вот она, техника-то немецкая, никак не могу понять, что не так, вроде и геродин нашел, и с ключом разобрался, но оно все что-то не то в эфир шлет.

– Ты отсюда не смей ничего слать, запеленгуют и бомбардировщики пришлют.

– Да я знаю, я передачи-то не веду, так только, слушаю, тут шифровальщик какой-то встроенный, не могу понять, как его отключить-то? Так-то станция наши все опережает намного, хорошая станция и батареи очень хорошие, а Серега еще и запасные к ней притащил, но будь она неладна, не могу морзянку нормальную выстукать, все что-то не так передает.

– Ну бери аппарат, пойдем к немчуре, пусть подскажет.

Петр быстро убрал станцию в вещмешок, обращался он с ней с максимальной осторожностью и уважением, видно было, что он относился к этому немецкому чуду техники, как бы я, например, относился к новому айфону.

– Это чудо-аппарат, у него прямо все волны на прием есть. Можно хоть Москву слушать, только антенна нужна метров 10 и желательно вверх по елке. Можно будет организовать? Один час в день слушать?

– Да, новости не помешают, особенно хорошие!

– Я все организую в лучшем виде, а передачу, кстати, я придумал, лучше всего с плота на Лозивке делать. Отсюда километров пять, но пеленга они по реке не получат, большая зона будет. А если и бомбить будут, то там и жилого ничего нет, а можно и по варшавянке. Может, и лодочку какую найдем.

– А ты в лодке-то ключом бить сможешь?

– Я и стоя на голове смогу, я в учебке на спор со спины бил и ни разу не ошибся.

– Не нужно со спины, а идея хорошая, лодку, думаю, не сложно будет найти, главное, чтобы немцев не было. Алексей, может, ты компанию Петру составишь?

– Да почему нет?

– Я вам, если что, еще и форму немецкую дам, Алексей – он по-немецки говорит, так что если попадетесь, так, может, еще и отбрехаетесь с божией помощью.

– Да не попадемся, там немцев-то и нет на реке-то этой.

– И в Будищах не было, и в Мошнах не было, а сейчас всюду есть. Так что осторожность нужна. Но вы вдвоем неприметней будете, чем с отрядом.

Мы подошли к землянке, где сидел Гендель, рядом стоял часовой со шмайсером.

– Открой, Вань, поболтать нужно с немцем нам.

Мы зашли в землянку и увидели Генделя, он лежал на шконке, видимо, мирно спал. А керосиновая лампа тихо тлела на столе. От звука двери Гендель вскочил и ошалело огляделся по сторонам.

– Кто здесь? – спросил он испуганно, видимо, спросонья не сразу сообразив, где он находится.

– Спокойно, Гендель, спокойно, – сказал я ему по-немецки. Я решил не тянуть резину и сразу предложить Генделю сделку, как мне казалось, достойную того, чего он просил. – У меня к тебе деловое предложение: ты помогаешь мне с рацией, а я тебе обещаю достойную смерть на дуэли. Но если ты сломаешь ее или откажешься помогать, тебя повесят, и глаза твои выклюют вороны.

Когда я произнес это свое предложение на немецком, мне показалось, что я какой-то Фауст, который делает мрачное предложение из двух зол. Но Генделю мое предложение понравилось, и он спросил:

– Ты даешь мне слово офицера, что сразишься со мной?

– Да, я даю тебе слово офицера, – правда, никаким в действительности офицером я не был, но и нарушать данное слово я не планировал. – «Только у меня условие: я буду, кроме сабли, иметь в руке еще и нож.

– А мне нож не положен?

– А тебе он нужен?

– Нет.

– Ну вот и порешали.

Я перевел содержание нашего разговора Феодосию, он поморщился.

– Ну зачем это мальчишество?

– А как его еще было уговорить помогать? Он же благородный фон Иорих, ему честь выше, чем жизнь.

– А