Сахарный череп - Марина Комарова

– Отойти куда? – не растерялся я.

Роза фыркнула.

Но я сел за стол. Все же не стоит отказываться от приглашения за стол. Ибо позвавшая женщина может обидеться и больше не звать. (Народная мудрость народа кийче, пятый столбец справа, священная книга «Околь-тух»).

Кофе она варила потрясающий. Я даже на время позабыл о своих проблемах.

Однако не Роза.

– Чем тебе не нравится шкаф? И скажи… что это за боевое искусство?

– Ты о чем?

Интересно, сколько она успела увидеть? Как долго смотрела на мою неуклюжую тренировку?

– О том, что держит тело в отличной форме, а воздух окрашивает зеленым сиянием.

Твою ж!.. Увидела достаточно.

Чочу довольно клацнул зубами. И тут же сделал вид, что грызет яблоко и даже не думал злорадствовать.

– Это всего лишь разминка, – сказал я как можно небрежнее.

Если я назову какое-то из местных человеческих боевых искусств, Роза спросит, откуда мне о нем известно. Если же что-то божественное – еще хуже. Поэтому… разминка и разминка! И вообще нечего подглядывать!

– Очень такая продуманная разминка, – задумчиво протянула она. – Как это называлось в твоем мире?

– Драка с палкой?

– Нет, сияние…

– Это неверный свет в сумерках, я не волшебник, – со вздохом произнес я.

Чочу хрюкнул.

Роза прищурилась. Она явно не верила, но признаваться не считал нужным.

– А чем тебе шкаф не понравился?

– Он странный, – сказал я почти правду. – Знаешь… у меня ощущение, что в доме кто-то за нами следит.

А что? Я сюда из другого мира упал, тьфу, попал. Мне можно быть параноиком. В конце концов, даже Муэрте-Катрина признает, что после смерти люди, э-э-э, меняются.

Карие глаза Розы округлились от удивления. Потом изящная ладонь коснулась моего лба, мягкая такая, прохладная.

– Тинаш, ты как себя чувствуешь?

– Жара нет, – заметил я. – Но… если тебе нравится, можешь руку не убирать.

– Сейчас тресну.

– Ладно-ладно, убедила.

Кажется, она немного расслабилась, но я ловко ухватил Розу за запястье и потянул в комнату.

– Тинаш, перестань!

Куда там. Если бы я реагировал на каждое «перестань», то не оказался бы здесь, дорогая. Роза начала упираться, однако тут же позабыла об этом, стоило нам оказаться в комнате.

Увиденное заставило и меня замереть.

Дверцы шкафа были распахнуты. Хотя мы с Чочу их прикрывали.

От пола до потолка часть комнаты, где находился злосчастный шкаф, все пространство было залито чернотой. Такой… Живой тьмой. Прямо как в легенде, когда Лунный кролик сумел собрать в сосуд ночь и смешать ее с вином. А потом, катаясь на полумесяце, уронил прямо в Мексианское море. С тех пор можно прийти и посмотреть на жидкую ночь, именно она превращает волны в черную смолу, которую можно расплескать.

Так и тут. Смотришь – и видишь море из легенды.

Но еще больше поражало то, что неведомо откуда будто набегал ветерок, и по черной глади проходила еле заметная рябь.

– Что это? – еле слышно прошептала Роза.

– Замечательная мебель из Теоукана, – напряженно произнес я, становясь так, чтобы закрыть девушку собой.

Все же она всего лишь человек. Я хоть что-то сумею сделать, если произойдет что-то нехорошее.

Что это такое? Решило больше не прятаться? А если бы мы сейчас не вошли? Или ничего бы и не было, и наоборот – это нечто ждало нашего появления.

Однако… Я вдруг осознал, что пока не чувствую враждебности. Только зачаровывающая чернота. И странное желание подойти поближе и коснуться рукой. Голова немного кружится. Воздух словно изменился. В какой-то миг мне показалось, что все поверхности в комнате отражают нас с Розой. И еще Чочу, который парит прямо над моим плечом. Только вот Хранитель дома молчит и тоже пытается понять, что происходит.

– Тинаш, ты чувствуешь? – вдруг тихо просила Роза.

Я втянул воздух. И правда, что-то есть такое. Табак?

Или… клянусь своим черепом, какая-то зараза курит табак с нуа-нуа!

Девятый кин Дождливого Ягуара по Долгому Счету Дней

В Шибальбе было жарко.

Вполне нормально для места, где земля горит под ногами. В Доме Пламени шел совет. Старейший мужчина, Тах-Шец, что-то прошептал над раскаленной головней и бросил ее в центр ритуального круга. Огонь цвета свежей крови полыхнул так ярко, что даже Ичтли, бог дождя, прикрыл глаза.

Он не зря выбрал место подальше от пламени. Старейшие мужчины и женщины великих Домов Шибальбы были обеспокоены. И пусть нефритовые маски скрывали их лица, Ичтли прекрасно видел более рваные, чем обычно, движения и слышал резкие слова.

– Мы собрались здесь, чтобы обсудить беду, – произнес Тах-Шец.

Его голос напоминал треск горящих ветвей. Каждое слово – смоляной дым. Он слетает с губ и сплетается с ароматным дымом костра.

Старейшие мужчины и женщины сидят в первом круге. Места за их спинами занимают члены Домов.

Такие, как Ичтли – те, кого позвали – на отдельном возвышении, чтобы всем было видно. Шбаланке, гибкий и прекрасный, одетый в одну шкуру ягуара, расположился на ветвях дерева чобоа, растущего прямо из каменного пола. В черных волосах нефритовые зажимы, а смуглая кожа разрисована иероглифами.

Хуракан, бог ветра и штормов, расположился рядом. Белоснежная птица вок, вестник ураганов и бурь, сидит на его плече. Правая нога Хуракана худая и костлявая, левая – сверкающая молния. Злые языки до сих пор зовут его одноногим. Но Хуракану откровенно плевать. Что тебе глупые слова тех, кого ты можешь превратить в пепел за доли секунды?

Уичтли-Почтли, бог обжорства, держит в руках жареное мясо и кукурузный початок. Его ручные койоты расположились рядом, зорко следя за всеми окружающими.

Казалось бы, что он тут делает? Есть место добродушному толстяку, в чьих удлиненных мочках серьги в виде золотых дисков, в месте смерти и боли? Так-то оно так, только голод и жажда известны всем существам. И без разницы: мир живых или мир мертвых.

Повисла тишина, нарушаемая только треском пламени. Главы Домов хранили молчание. Раз Тах-Шец всех собрал, ему и говорить.

Взгляд Ичтли скользнул по Шок-Аху. Старейшая женщина Дома Обсидиановых ножей сидела прямая как струна. Маска надежно скрывала ее эмоции от всех остальных. Однако Ичтли мог поклясться собственными проказниками-ичтланами, которые остались без присмотра, что в ее иссохшей груди бушует буря. Да такая, что и Хуракан позавидует.