Не тихий Тихий океан - Сергей Альбертович Протасов

Самым первым признаком приближения мощного шторма была необычно тихая и душная погода, что держалась в первой половине дня. Багровый рассвет также относился к характерным приметам. Это, так сказать, признаки общего плана, но есть и конкретика. По словам Хасегавы, по положению и направлению движения кучевых и перьевых облаков, появившихся еще вчера на закате, можно определить направление на самое сильное место шторма. Кроме того, о направлении его движения можно судить по зыби. Сегодня утром она шла с юго-востока, а сейчас уже довольно давно развернулась и идет с севера. Направление ветра тоже сменилось на западное. А теперь еще и дождь собирается. Как утверждал японец, сейчас шторм находится немного юго-восточнее входа в Цугару и идет именно к проливу. На входе в него, вероятно, сейчас сильная гроза с ветром и ливень. К тому времени, когда эскадра доберется туда, он как раз наберет максимальную силу.

На словах о сильной грозе и ливне флагманский штурман и командир броненосца невольно переглянулись, так как еще три часа назад была получена телеграмма из Хакотдате о быстром ухудшении погоды. О ней японец точно ничего не знал. Более связаться с базой не удавалось, а сейчас все станции принимают исключительно треск мощных атмосферных электрических разрядов.

Оставив шкипера в каюте под охраной двух матросов, оба офицера отправились к Небогатову с намерением убедить его изменить курс. Контр-адмирал сначала был категорически против, так как считал, что следует возвращаться, причем как можно скорее, а значит, идти по самому короткому маршруту. Он прекрасно видел, что погода портится, но считал, что шторм не столь опасен, как возможные минные атаки противника. Учитывая, что в составе отряда нет малых кораблей, считалось, что непогоду, если не успеем укрыться в проливе, можно переждать и в море. Но доводы Федотьева показались ему убедительными и заронили в душу сомнение.

Прежде чем принять окончательное решение, он решил сам пообщаться с Хасегавой. В ходе короткого разговора скорее пытался выяснить, имеет ли японец сведения о расположении японского флота в Тихом океане в данный момент, а также какие способы связи используются противником на побережье и между судами в море.

Однако ответить на подобные вопросы старый шкипер не мог, так как никогда не имел дела с военным флотом, а все переговоры его судна сводились к флажному семафору и морзянке фонарем. Да, сигнальные книги и карты он уничтожил, но такова инструкция в военное время. Однако все прочие судовые документы предоставил по требованию командира остановившего его корабля. Делится сейчас знаниями о поведении штормов только потому, что отвечает за каждого моряка из своего экипажа перед их семьями и не хочет напрасной гибели кормильцев.

Для окончательного решения Небогатов приказал опросить также штурмана с этого парохода и других гражданских моряков. Все они с момента попадания на наши корабли содержались в трех разных кубриках отдельно от военных и под постоянным наблюдением, так что не могли сговориться. Этот перекрестный опрос через час с небольшим также выдал рекомендуемый курс на юг, юго-восток или восток, но категорически не на север. Все допрашиваемые были единодушны в утверждении, что в такую погоду лезть в самую середину бури небезопасно даже самым большим кораблям.

К этому времени быстро крепчавший ветер уже достиг девяти баллов и продолжал набирать силу. Волнение также заметно усилилось. Все на эскадре не раз помянули добрым словом старшего механика «Днепра», распорядившегося сразу подавать для буксировки якорную цепь, а не простой канат. Да, возились дольше, зато теперь, заведенная за кормовую надстройку и грузовое хозяйство заднего трюма «Урала», дополнительно расстропленная всем, чем только смогли, она с лязгом и грохотом доламывала ему палубу юта, но на волнах не рвалась, гася провисом своих стальных тонн особо сильные рывки.

К счастью, пушку с поврежденного фундамента на высокой корме буксировщика сняли еще до выхода в море, пустив на усиление батарей Хакотдате, а то бы она уже давно улетела в волны, срезанная рывками мотавшегося в разные стороны в кильватере среди пенных гребней заметно осевшего кормой «инвалида».

Беспомощно волочившийся на «лямке» «Днепр» старался облегчить работу собрату, как мог. В останках ангара кипела работа. Все тяжелое, но пришедшее сейчас в полнейшую негодность, несмотря на болтанку, откручивали либо срезали и сплавляли за борт. Помимо максимальной разгрузки поврежденной оконечности пытались еще и подрабатывать исправной правой машиной.

Но хорошего из этой затеи вышло мало. Слишком сильно при этом начинали рыскать на курсе, а волны, словно играясь, еще дальше откидывали задравшийся нос влево. Большая парусность из-за высокого борта также не улучшала управляемости при таком мощном встречном ветре. Только когда всем отрядом приняли немного вправо, волна, накатывавшая теперь в левую скулу, стала частично гасить разворачивающий момент от винта, медленно проворачивавшегося на малом ходу. Скорость движения хоть чуть, но возросла.

Уже в сумерках по эскадре передали приказ еще больше принять вправо и ложиться курсом на юго-восток. Ходовые огни держать зажженными до улучшения погоды. Строй разомкнутый. В голове «Амур», за ним «Сунгари», потом «Урал» с «Днепром». «Николай» на левом фланге, «Нахимов» на правом. Дистанцию вскоре приказали увеличить до пяти-шести кабельтовых.

После смены курса «Днепр» начало разворачивать лагом к волне. Машину пришлось остановить, что несколько улучшило ситуацию. Волна и ветер теперь подгоняли, но особой радости это никому не доставляло, поскольку все дальше уходили в океан. Риск не успеть потом проскочить в Хакотдате засветло увеличивался. А ночью их, ползущих со скоростью черепахи, наверняка будут ждать. В то же время болтаться еще одну ночь в неспокойном море было чревато. Шторм уверенно крепчал, а от непогоды подбитый бедолага, набравший немало воды в кормовые отсеки, страдал явно больше всех остальных и мог такого просто не пережить. Отяжелевшая от принятой воды кормовая часть отказывалась всходить на догонявшую волну. Но благодаря возвышавшейся на один уровень палубе позади кормовых трюмов и большому развалу шпангоутов, уцелевшие крышки, люки и палубные надстройки пока не сорвало, и значительных дополнительных затоплений удавалось избежать, удерживая судно на плаву.

До самого рассвета эскадра боролась со штормом и ураганным ветром, достигавшим силы десять-одиннадцать баллов. По мере изменения направления движения волны, высота которой порою превышала семь метров, вынужденно меняли и свой курс, предпочитая теперь встречать ее носом или хотя бы скулой с углом градусов в тридцать, не более. Появилась неприятная дрожь, шедшая от днища, вызываемая бьющимися в него волнами. Такое явление у моряков зовется слеммингом. Пришлось снизить ход, чтобы ослабить его влияние.

Утро не принесло облегчения. Отмечалось, что цвет воды