Тайна генерала Каппеля - Герман Романов

Вполне реальный план – Константин Вячеславович чуть улыбнулся, но с грустью. Чтобы его выполнить, нужно было укрепиться в Иркутске, взять под контроль железную дорогу, на которой сейчас хозяйничают чехи. И возродить в войсках веру и волю к дальнейшей борьбе. Слишком много этих самых «но», так что предстоит отступать дальше, от слабейшего, но уверенного в своей окончательной победе врага. Это плохо, очень плохо, когда, как кровь из носу, необходимо остановиться, собраться с силами и дать решительный бой. Добиться пусть маленькой, но победы, чтобы солдаты и офицеры почувствовали уверенность в своих силах и смогли не только прорываться, спасая свои жизни, но и идти к победе.

Прежний главком мог бы еще вдохнуть в измотанные и уставшие войска веру в победу, сам Константин Вячеславович не раз слышал, как говорили между собою солдаты, полные веры в своего командующего: «Генерал Каппель выведет нас даже из ада!»

Но никак не генерал Войцеховский, нет у него того авторитета, хотя свой первый приказ закончил словами, прямо берущими за душу. Сахаров взял в руки листок и при свете коптящей лампы вслух, выделяя каждое слово, прочитал понравившиеся строки:

– Во имя скончавшегося нашего главнокомандующего Белая армия будет с гордостью носить имя каппелевцев, а наш поход в военной истории будет занесен как «Ледяной сибирский поход». С нами Бог! За Россию, каппелевцы! Вперед!

Хорошие слова сказаны, вся его колонна сегодня ночью обсуждать будет – но вера в успешный исход поколеблена, и серьезно, смертью генерала Каппеля. Так что придется остаткам армий отступать дальше, встреча двух колонн намечена утром 31 марта в Зиме, на станции. Оттуда предстояло двигаться на Иркутск, теряя этим призрачные шансы создать фронт по Оке и остановить зарвавшихся красных…

30 января 1920 года

Деревня Ухтуй западнее Зимы,

командир 3-й Иркутской стрелковой дивизии

полковник Ракитин

– Василий Александрович, красные хорошо укрепились, в лоб их не взять, – сумрачно произнес командир егерского батальона капитан Дубов и потер рукавицей красные обмороженные щеки.

– Сам вижу, Федор Николаевич, – полковник Ракитин еще раз прижал к глазам трофейный, еще с германской войны, цейсовский бинокль, тщательно рассматривая развернувшуюся перед ним батальную картину. Было видно, что большевиками сейчас командовал «военспец» – так называли бывших офицеров, что служили у красных.

На севере непроходимый кустарник, деревня укреплена, из нее стреляют не менее десятка пулеметов, обрывистый берег Оки высок, на нем из снега сооружены окопы. Такие же укрепления в центре, тоже с десятком станковых пулеметов, патронов отнюдь не экономят, гады!

С юга небольшой кусок тайги примыкает к железной дороге, на которой стоят чешские эшелоны – там большевики фланг вглубь увели, да еще, судя по навалам бревен, засеку сделали, ни конному, ни пешему прохода нет, да еще в прикрытии тех же «максимов» до чертиков поставили. Ситуация сложнейшая, где наступать и прорываться?! Как в русской поговорке – что пеньком сову, что сову об пенек!

Выходя утром из Кимильтея, он знал, что красные в очередной раз поставили заслон. Но надеялся, что авангард под командованием капитана Зилова, командира 10-го Байкальского полка, куда, кроме его стрелков, вошли кавалерийские дивизионы иркутян и воткинцев – всего четыре с половиной сотни штыков и сабель поровну, – собьет его с ходу. Не удалось – слишком плотным оказался пулеметный огонь, да часто вспухали в морозном синем небе белые облачка шрапнелей.

Дороги на Зиму, до которой оставалось едва три версты (он хорошо видел станцию с чешскими эшелонами и бревенчатые дома раскинувшегося поселка), не было. Путь был плотно закрыт противником – до трех тысяч штыков при трех пулеметных ротах и артиллерийской батарее. В другое время он и не пытался бы атаковать – у него не дивизия, а одно название, в полках самое лучшее по двести бойцов, егерей сотня, да столько же всадников – батальон по довоенному штату. Плюс одна-единственная уцелевшая в пути, артиллеристы чуть ли не на руках от самого Красноярска тащили, трехдюймовая пушка артдивизиона. И тысячи боеспособных офицеров и солдат не наберется. Но пробивать дорогу на Иркутск нужно, и дивизия стала привычно расползаться в реденькие стрелковые цепи.

Рядом разворачивалась Воткинская дивизия, примерно такого же состава, вот только пушек рабочие вывезли намного больше – две лежали разобранными на санях, а две занимали огневую позицию, правда, снарядов к ним кот наплакал, по десятку на ствол. Вот и вся сила, вернее, немощь, что была у полковника Ракитина для прорыва хорошо укрепленного большевицкого фронта. Вообще, Зиму атаковать планировали только завтра, одновременно и с юга, откуда должна была подойти колонна генерала Сахарова. Объединенных сил хватило бы, но северная группа по тракту пошла быстрее, солдаты, видевшие воскресшего главкома Каппеля, словно забыли об усталости – вот и явились к Зиме на день раньше намеченного по плану. И медлить с атакой нельзя – на суровом январском морозе солдаты застынут, а это страшнее потерь от любых пулеметов.

– Господа, мы начинаем сражение, – Ракитин посмотрел на подошедшего полковника фон Ваха, командира Воткинской дивизии, заросшего темной окладистой бородой широкоплечего мужчину, ничуть не похожего на немца. – Нижнеудинцы в резерве, а воткинцы от нас идут справа уступом, постарайтесь смять фланг красных, только учтите, Борис Эммануилович, партизаны засеки устроили, и снега по пояс.

– Учту, Василий Александрович! С Богом!

Полковник фон Вах истово, по-православному широко перекрестился, ибо на войне атеиста почти не встретишь. Даже отпетые комиссары иной раз на помощь всевышнего уповают…

Зима,

командующий Западной группой

ВССА Нестеров

– Диспозиция у тебя выбрана правильно, недаром рекогносцировку провел, – комиссар Колос правильно произнес довольно сложный для любого гражданского военный термин. – Обойти нас не могут, вот и идут вперед, ползком, а мы их из пулеметов причесываем. Надолго упорства у них не хватит – всех тут положим, и вымерзнут, белопузые, на морозе!

Боевого задора своего политического надзирателя бывший колчаковец и штабс-капитан, в одночасье превратившийся в красного командира, или краскома, как их сейчас называли, не разделял. Потери от стрелкового огня белые несли незначительные, они в рост не наступали, а умело передвигались, зачастую по-пластунски. Причем, а это уже было видно, с фронта и левого фланга шла демонстрация, а вот правый, сама деревня Ухтуй, назначен местом главного удара. Иначе почему белогвардейцы, или каппелевцы, как они, по сообщениям чехов, стали называть себя после смерти главкома Каппеля, стали тратить по укреплениям перед домами последние снаряды, да еще ухитрились проломиться через дебри непроходимого кустарника. Явно, что вскоре там и последует решительная атака противника, правый фланг красных вскоре опрокинут, если хорошо надавят, и прижмут его отряд к станции, к эшелонам. А чехи большевиков разоружат, блюдя соглашение о «нейтральном положении» Транссиба.