Кредит на милосердие - Андрей Фролов

Даже он сам.

Даже собственные дети.

«О Аллах, Царь в День Воздаяния. Лишь тебе поклоняемся и просим о помощи. Веди нас по прямому пути, а не дорогой заблудших…»

– Хорошо, пусть выполняют. Нет, Троллейный не трогать, а Северо-Западный пусть разбирают. Да, полный демонтаж, до последней трубы и мотка кабеля. Остались? Казаков туда, пусть силой выселяют, нам еще эпидемии не хватало… Валера, ну ты что, в конце концов?! Я-то почему должен такие мелочи контролировать? Может, мне еще самому поехать трубы выкапывать и на новый монтаж везти? Не беси меня, ладно? Да, мое распоряжение, Кудрявцев с Бугаевым подтвердят…

Кортеж приблизился к зданию Сибирского Правительства и Думы, где и до Инцидента заседал наместник Гиляров и региональный парламент. Мобили охраны уже парковались во внутреннем дворе, безы высыпали из них, как горох из стручков, но сам Ростислав покидать машину не спешил.

Развернул экран встроенного в салон коммуникатора, отгородился от водителя дополнительным щитом, имевшим тончайшее нанопокрытие. Только после этого ответил на новый вызов.

– Ростислав Михайлович, аналитика закончена, – вместо приветствия произнес сухощавый старик, сидящий перед камерой коммуникатора в неудобном лабораторном кресле.

– И тебе не болеть, Львович. – Ученый на экране был одним из немногих людей на планете, способных позволить запанибратство в отношении Президента Сибирской Республики. – Давай только кратенько, у меня кабинет министров через пятнадцать минут.

– Прости, Михалыч, старика, совсем закрутился. Здравствуй и ты, – Семен Львович запоздало улыбнулся, хотя больше напоминало дегустацию кислых слив. Ростислав не обиделся, потому что профессор всегда выглядел именно так – мрачным мизантропом, которому еще и наступили на ногу. – Рассусоливать не буду.

– Ну, тогда рассказывай…

Они были на «ты» давно, так повелось еще в старом мире, заживо прогнивавшем и с надеждой смотревшем в рот корпорациям. Он – наместник регионов Западной Сибири, и Семен Львович Пономаренко, академик, настоящий гений и директор Наукограда, мостившегося под боком Новосибирска.

Золотой, бриллиантовый Пономаренко, один из редких самородков отечественной науки, так и не утекший под крыло корпораций. Не променявший родной Академгородок на манящие теплом Анклавы. Терпевший от родной страны лишения, притеснения, недостаточное признание и не самое богатое существование семьи. Но не уехавший, а оттого заслуживший настоящее уважение Гилярова. Уважение и, если так можно сказать, дружбу. К которой сегодня добавился проект, повязавший обоих на крови. Проект, которому они были готовы продать свои черствые циничные души…

– Наши коллеги не будут делиться секретами, найденными в лаборатории, – сразу, без лишних предисловий, начал старик. – Мой отдел анализа изучил данные, присланные тобой. Прогнали на мощных машинах, подключили психологов. Учитывая время, стиль ведения переговоров и множество сопутствующих факторов.

– Это что же? – Гиляров задумался, вдруг осознав, что особенно и не удивлен. – Они хотят нас обмануть?

– Не совсем, – с лишней резкостью ответил Семен Львович, постучав по горбатому носу кончиком пальца. – Проект они, по нашим предположениям, завершат. Всё необходимое… оборудование, образцы и технологии предоставят. Но вот дальше договоренности будут нарушены, это мои психологи предсказывают с вероятностью в 81%.

– Ясно… – протянул Ростислав. – Понял, буду думать. Как там у тебя вообще?

– Да неважно, – старик опять скривился, на этот раз совсем не в улыбке. – Людей не хватает, четвертый цех сдадим не раньше мая…

– Будут тебе люди, я похлопочу, – прищурившись, пообещал Гиляров. – Сегодня же похлопочу, с тобой Тимирязев свяжется.

– Было бы нелишним. Это всё, Ростислав Михайлович, не смею более тебя задерживать…

Связь отключилась еще до того, как Президент успел попрощаться. Вздохнул, покачал головой. Как и в Новосибирске или регионе вообще, восстановление порушенного у Пономаренко шло слишком медленно. Но город обязательно выделит людей, даже если для этого придется снимать бригады со строительства дорог или жилья.

Глупцом был тот, кто неверно оценивал потенциал Наукограда. Особенно сейчас, когда все его разработки оставались в Сибири, не поставляясь в Питер налогами или в приказном порядке. Особенно сейчас, когда корпорации больше походили на побитых собак, зализывающих раны. Когда в Сибирь потекли китайские деньги, оплачивающие «Звездный путь». Сейчас, когда от деятельности старика и его ученых зависит будущее их новой страны.

Гиляров глупцом не был, причем ни до Инцидента, ни сейчас. Кому-то, наверное, могло подуматься именно так, но со стороны многое видится искаженным. Виделось и три года назад, когда на восстановление и спасение Академгородка наместник бросал все новые и новые силы, иногда вопреки более актуальным задачам.

И ведь спас. Уберег, сохранил. А теперь приумножит, заставив считаться с наработками не только федералов, но и многие корпорации. Дай только срок…

Зверем двигало чувство мести. Глубокое, свербящее, засевшее там, где обычно царствуют инстинкты размножения или охоты для пропитания. Это было не совсем родное чувство – еще сезон назад его порода не столь обуревалась новыми эмоциями. Но зверь не знал, не задумывался, не умел анализировать. Его толкала вперед дикая ярость к чужаку, так нагло ворвавшемуся в пещеру, и он был готов пройти хоть всю тайгу, но покарать обидчика.

Затаившись в корнях поваленного дерева, зверь высматривал. Выжидал, принюхиваясь, а в его необычной голове беспрерывно пульсировало – нагнать, поймать, уничтожить. Зверь был детищем нового мира, столь же бездумным и жестоким, как всё вокруг.

Сегодня он наконец-то нагнал добычу. Преследовал давно, почти не замечая, как дневной свет многократно сменялся ночной мглой. Несколько раз терял след, отчего бесился еще сильнее, рвал когтями древесную кору и рычал так, что на километры вокруг затихало всё живое. Но снова находил, роняя с гнилых клыков пенную слюну, и шел вперед. Жертва была хитра, умна, что еще сильнее раззадоривало и требовало не жалеть сил.

Именно изворотливость двуногого заставила его затаиться. И это сейчас, когда до вожделенной цели оставалось всего ничего, только рванись в атаку! Но зверь залег, внимательно осматриваясь. Искажение крови, три весны назад ударившее по всей породе, не только покарало его род лишней мстительностью. Оно также наградило. Цепкостью ума, памяти, и еще подарило немало умений, так нужных в охоте.

Позицию двуногий выбрал удачную, в глубоком распадке, подобраться непросто, по одному краю засека из валежника. Зверь знал, что кроме блестящих клыков сородичи жертвы часто использовали нечто, ранящее на больших дистанциях. Именно так из жизни ушли его младшие братья, оказавшиеся менее расторопными и расчетливыми. Он не такой. Он будет выжидать, чтобы нанести всего один удар – смертельный.