Своя-чужая война - Владимир Матвеев

Слухи о безвестном до поры князе Сайшат стали ходить еще раньше. Что-то было связано с принцессой Даргаса и не удавшимся на нее покушением, каким-то соглашением князя с королем Даргаса и сорванном мятеже в этом королевстве. С каждым днем эти слухи обрастали просто невероятными небылицами, в которых фигурировали загадочные оборотни и вампиры Пепелища и стремительно растущее войско самого князя. Затем правители государств Центральной Тивалены узнали о его женитьбе на княжне Леса Изгоев. И в конце концов этот самый разумный появляется в бывших герцогствах Гальт-Резен и Верен, за последними вздохами которых пристально следили их соседи, в том числе и Морич, дожидаясь момента, когда можно будет забрать то, что плохо лежит. И не просто появляется, а объединяет их, называя своими землями, и начинает твердой рукой наводить порядок в новообразованном Великом княжестве Сайшат, которое тут же признает Лес Изгоев, направляя в его столицу свое посольство. Хотя это, в принципе, и не удивительно, если вспомнить о том, кто стал женой этого самого Атея Призрака.

Вот почему только у Жиля Окорота создавалось впечатление, что происходящее на севере за рекой Тихой – это не очередные разборки благородных, давно рвущих эти государства на клочки? Почему остальные благородные, облеченные в их герцогстве властью, делали вид, что ничего не происходит?

В одной из бесед с герцогом и его сыном коннетабль просил обратить на северных соседей пристальное внимание, но те лишь отмахнулись. Один был обеспокоен медленным наполнением его обожаемой казны. Второй думал о том, как бы вечером затащить в свою постель какую-нибудь маркизу. Совсем не подозревая, что лезут девицы в его постель не лично к Ванду Быстрому, а к «принцу» Ванду. А это две большие разницы. Да и его второе имя Быстрый, после взросления, из уст все тех же маркиз, баронесс и прочих девиц – не всегда, кстати, благородного происхождения – зазвучало совсем с другим смыслом, чем было изначально, когда отец дал его юркому и вездесущему малышу. И его самомнение как о потрясающем любовнике здесь совсем ни при чём.

В результате коннетаблю не оставалось ничего другого, как самому начать пристально следить за этим загадочным князем. И с каждым днем, тщательно изучая приносимые с севера донесения своих шпионов, он понимал, что время, когда можно было почти безболезненно прибрать к рукам ставшие бесхозными земли, безвозвратно ушло.

Об этом говорила не только возведенная вокруг строящейся столицы князя крепостная стена (и когда только успели?), каких еще не видели разумные. Но и то, что по землям бывших герцогств, а точнее (чего уж душой кривить), нового княжества теперь бродили не конкурирующие банды благородных, а прекрасно вооруженные и хорошо обученные патрули воинов. Многие из которых были теми самыми мифическими оборотнями и вампирами. Не верить одному из своих самых преданных соглядатаев граф Каприс просто не мог. А тот сам видел, как воины оборачивались в огромных волков и катали на своих спинах детвору по Оплоту.

Но это было не главным, на взгляд самого Жиля. Главным было то, что, со слов того же соглядатая, князь Сайшат пользовался безмерной любовью своего народа, какой не мог похвастаться ни один правитель Тивалены. И народ этот составлял такую мешанину из рас, какая была, наверное, только когда боги создавали этот мир. Тут невольно вспоминается еще один разумный, который в свое время создал империю, которая несколько столетий диктовала правила на всей Тивалене.

Еще раз об этом граф вспомнил потом, когда стал набирать обороты маховик вот этой самой кампании, запущенной единственным наследником герцога, которому дворцовые шаркуны сказали, что на север уходит простой люд и наемники. Кто-то за лучшей жизнью, кто-то пограбить, а значит, и «принцу» стоит обратить туда свое внимание. И только немногие, среди которых был и сам граф Каприс, понимали, что народ уходит не туда, где лучше. В первую очередь он бежит оттуда, где хуже. Но наследнику казалось, что там его ждут россыпи драгоценных камней и золота, благожелательные мери́ты, новые земли и СЛАВА. Слава, лучами которой он затмит дела всех своих предков. Поэтому, когда земля подсохла и после зимнего сезона окрасилась изумрудом молодой травы, подготовка к вторжению за реку Тихая вступила в последнюю стадию.

Сведения из-за границы приходили противоречивые: от того, что князь огнем и мечом приводит к покорности города и замки, до таких, что воинов у него не хватает и тот вынужден их или гонять с места на место, или размазывать небольшими гарнизонами по всему своему княжеству. Слышавший это Ванд Быстрый был готов взять одну лишь рыцарскую конницу и втоптать, как он сам говорил, ее подкованными копытами такие гарнизоны в землю. Но он все же послушал коннетабля герцогства и решил не геройствовать, а взять половину гвардии отца. Собрать вассалов со своими отрядами, ну и набрать ополчение. В конечном итоге получилось войско в десять тысяч клинков, не считая латной рыцарской конницы, – практически половина от того, что может выставить герцогство. И с такой силой можно было действительно воевать. Даже скребущие на душе у графа Каприса кошки, мявкнув последний раз, скрылись в темных подворотнях этой самой души.

Оказалось, скрылись они ненадолго, а просто пошли за подкреплением, потому что чем ближе моричцы подходили к границе, тем тревожнее становилось Жилю Окороту. Старый бывалый воин, интуиция которого не раз спасала его в бою и от дворцовых интриг, просто не мог не чувствовать надвигающихся неприятностей. Ну а когда они подошли к реке, то вся эта орава орущих кошек выплеснулась наружу и стала его душу не просто скрести, а рвать острыми когтями на куски.

И такое состояние было не только у графа.

Все началось в последнюю ночь перед переправой, когда посланная к левому броду, что находился ближе к границам Сарема, разведка сообщила, что тот практически непроходим. Весеннее половодье превратило его пологие берега в вязкую топь, которая, несмотря на пекло Хассаша, еще не подсохла, и единственным местом, где можно попасть на правый берег Тихой, остается та переправа, которая располагалась практически посередине границы с княжеством Сайшат.

О броде у границ Леса Изгоев и не вспоминали. С ненормальными альвами, которые во всех чужаках видели врагов, связываться никто не собирался. Они сначала пускали стрелы, а лишь потом спрашивали: кто, почему и зачем здесь околачивается? Если было, у кого спрашивать.

Вот только самому графу это показалось странным. У него создалось впечатление, что невидимый кукловод, умело дергая за ниточки, сам гонит войско моричцев туда, куда нужно именно ему. Вот только подтверждений его опасениям не было, так как посланная через центральный брод разведка благополучно его пересекла, но обратно еще не вернулась. И вернется ли – еще не ясно.

Но на этот факт опять обратил внимание, наверное, только сам коннетабль, да еще те воины, кто пролил вместе с ним не один бурдюк крови. «Принц» Ванд, взявший в свои «корявые» руки все руководство войском, лишь изредка советуясь с графом, наоборот, был в полном восторге. С его слов эта переправа была шире, берег ровный, да и путь до Урьяка, первого города этих земель, от нее намного короче. А разведка, скорее всего, уже пьет, жрет в три горла и тискает тамошних девиц. И никакие увещевания, что это может быть тщательно подготовленной ловушкой и нужно высылать еще отряды разведки, до него не доходили. Ну не верил наследник в хитрость варваров, к которым он причислял всех, кто жил на правом берегу. Или, наоборот, верил в свой гениальный полководческий талант, который до этого выражался только в истреблении зверей в редких лесах герцогства да многочисленных дуэлях. Истины же не знал, наверное, и сам «принц».