Имитация страсти - Евгения Михайлова

– Ты что-то ко мне чувствуешь? – спросил утром и требовательно, и с робкой надеждой мой любовник.

– Да, – уверенно ответила я. – Ты мне не противен. Даже не представляешь, как это много по моей шкале.

Он улыбнулся и сказал очень серьезно:

– Спасибо. Ты знаешь, что я умею ждать.

Никогда не забуду тот день, когда у меня появился первый любовник, потому что у события было достойное завершение.

Я вернулась домой, отоспалась, проснулась от звонка Александра.

– Ксения, извини, у тебя сонный голос, наверное, разбудил. Но подумал, что ты должна знать. Игнат Архипов погиб. Жена пробила ему голову молотком для отбивания мяса. Страшная картина. Но ты была права. Это чертов извращенец. Одна из его дочек оказалась беременной от него. Жена узнала…

Вот и он, фирменный кровавый выход от Александра. И заодно трофей, преподнесенный мне в честь нового уровня наших отношений. Жена, как же. И эту несчастную подставили. Упекут, потом исчезнет, как все свидетели. Возможно, я дернусь что-то узнать, кому-то попытаться помочь. Но даже подумать об этом смогу только завтра. Нет моих сил.

После смерти Василисы и казни Архипова я несколько недель занималась только детьми. Общалась, отвечала на вопросы, пыталась в каком-то приемлемом свете преподнести им то, что произошло и происходит рядом с ними. Они мне верили и прижимались ко мне, прятались в мои ладони и объятья, как в свое главное и надежное убежище.

Мне кажется, им даже было в нем тепло и спокойно, этим птенцам, которые и родились сиротами.

Мы много занимались: Коле осенью идти в школу, а Петя – моя черноглазая любовь и боль – хватал любую информацию, как изголодавшийся галчонок. Может, гений какой-то был в роду Александра, обратившего родовой талант в ненасытный поиск хищника. Бали строго выполнял данное Александру обязательство – вывести детей на уровень начинающих, но уверенных пользователей компьютером. Для ребенка более захватывающего мира не существует. И потому я находила бесценным желание мальчиков общаться со мной, отвлекаясь от мониторов, просто говорить, просто вместе размышлять и строить несбыточные планы.

Валентин звонил ежедневно. Как раньше: общие слова, но теперь всякий раз вопрос: «Когда встретимся?»

Я тянула, сколько могла. Не потому, что не хотела посидеть в хорошем месте, согреться и забыться в любом желании, – нет, я этого как раз хотела. Влипать в очередную сложную историю казалось совсем уже слишком.

Федоров – незаурядный, в общении простой, нормальный мужчина, хорошо образованный, физически приятный, в меру страстный…

Да, у него есть эти достоинства. И главное, видимо, для нашей ситуации: он явно влюблялся все сильнее. Но смысл имеет вовсе не это. Кошмарный смысл имеет только жгучий концентрат его практически безграничных возможностей. А это обстоятельство способно в критический момент истребить в человеке все человеческое. Еще один властелин мира, который, судя по тому, что я о нем читала на Компромат.ру, гораздо влиятельнее своего начальника. И не только его. Серый кардинал. А когда два таких огня, как он и Александр, вспыхнут одновременно, то в пожаре от меня останется горстка пепла. От убежища детей ничего не останется.

И наступил день, когда Валентин не спросил у меня, когда мы встретимся, а просто заявил тоном, не терпящим возражений:

– Мы завтра вечером приглашены на очень важный прием. Он в определенном смысле в мою честь. Так что я непременно должен быть. И это для меня самый подходящий случай представить мою женщину. Заеду за тобой в восемь.

Я приехала в свою квартиру от Груздевых в шесть часов. Успела постоять под горячим душем, вымыть голову, выпить крепкого кофе. Подкрасилась чуть ярче, чем для свиданий наедине. Там будет яркое освещение и наверняка фотографы. Скользнула в розовато-бежевый «диор», решила, что под это платье не нужно белья. Оно чуть выше щиколоток, не обтягивает, не открывает ничего, просто нежно подает естественные достоинства фигуры. И тут, ровно в восемь, Валентин позвонил в дверь. А я ему не называла номера своей квартиры. Он и не спрашивал.

Особняк в центре Москвы. Роскошная пятиэтажка, в ней и поместилось бы гораздо больше жильцов, чем в обычной убогой хрущевке для народа. Огромный зал для приемов.

В принципе, оживленное, нарядное, приветливое общество могло бы меня удивить и порадовать. Но я вошла в этот зал со всей ожесточенностью, отвращением и подозрительностью своего ужасного опыта. Я здесь не просто чужая, я – засвеченный с разных сторон враг. Носитель информации, которой я угрожаю многим, не слишком этого скрывая.

Высший свет. «Высший свет». Это вам не утонченные, образованные, воспитанные Аринами Родионовнами дворяне, не тургеневские девушки на выданье. Это «лучшие люди города», то есть самые крутые во всех отношениях, в том числе криминальном. Здесь потомки тех, кто служил дворянам, тех, кто их расстреливал, кто занимал их дома. Здесь царит смесь генов лакеев, клерков, жандармов, большевиков в гимнастерках и сталинских палачей у кровавой стенки. И мощная, вольная струя бессмертной ОПГ, которая всегда готова овладеть ситуацией.

Таков примерно состав мужской части гостей – внешне холеных, добродушно улыбающихся во весь вполне голливудский рот. А их спутницы в роскошных нарядах, одни – в изысканных, другие – в вопиюще безвкусных, – это жены, любовницы или просто профессиональный эскорт. Очень разные внешне, но практически все с печатью категории на всем – от лба до каблуков. И в этом они похожи до жути. Для меня это разные стадии Василисы. Просто есть те, которые умнее и проворнее своих постоянных или временных партнеров, и они сумеют их переиграть.

Все эти мысли и эмоции не помешали мне быстро, мельком, но очень пристрастно оценить себя со стороны в сравнении с остальными женщинами. Здесь многие моложе меня, есть гораздо стройнее, буквально на всех драгоценностей – на состояние. И, конечно, ухода и усовершенствования внешности – на многие миллионы. Но я сначала оценила свое отражение в женских настороженных и обеспокоенных глазах, потом посмотрела на себя и других в зеркальной стене.

Это забавно: сама не ожидала, но я чем-то симпатичным и выгодным отличалась от них всех. Платье сидело, как и было задумано по фасону: как будто нежная и ленивая женщина встала обнаженной и просто скользнула в розоватое облако, чтобы пробежаться по гребню волны. Волосы лежали, как им вздумалось, даже без фена. Количество макияжа не помешает мне ни смеяться, если захочу, ни есть, не опасаясь потерять рисунок губ, ни плакать, если вдруг вздумается. Даже отсутствие украшений работало на имидж естественности, в этом было что-то победное и высокомерное, как будто я настолько уверена в своей неотразимости, что не хочу портить ее блеском побрякушек.

Я посмотрела на Валентина и поймала в его глазах довольное, даже гордое выражение. Он, конечно, ничего не скажет, кроме общих слов, но, похоже, я все оценила верно.