Сказка про наследство. Главы 1-9 - Озем

быка, захотели установить полный контроль над комбинатом. Предлагали организовать торговое финансирование и офшорные схемы. Приходилось отбиваться – и КМК отбивался по-умному. Заслуга в том принадлежала молодому Сатарову. На комбинате открывают собственный банк, страховую фирму – все под названием Стальинвест. Товарно-финансовые потоки ставятся под контроль современных компьютерных программ. Экономический блок управленцев КМК сформирован полностью Г. Сатаровым. Его влияние на комбинате росло.

Но и другая сторона – многочисленные партнеры комбината, столичные коммерческие структуры – тоже не дремали, хотели урвать. Как выразился талантливейший апологет прошлого политического строя – к вечеру на дележ приспел и дед Щукарь. Для социализма не вечер – ночь наступила. И эти тоже… поспевали изо всей мочи. Отнюдь не милые наивные Щукари. Предпринимались энергичные попытки скупить акции – у миноритарных акционеров и оставшийся госпакет на аукционах. Вот это было вполне реально. В мутной российской водичке плавали молодые (не по возрасту) акулы капитализма, выискивали добычу и рвали. И мысли не допускалось, что местные управленцы – еще советский состав – способны помешать. А уж про рабочее быдло никто не заморачивался – у этих акции скупали по дешевке, а они еще благодарили. Все по законам рынка. Благодетели вы наши.

Сатаровы – молодой и старый – сознавали, на какой скользкий путь ступили. Ожидала борьба – покруче, чем за пятилетку в три года. Правил в драке не было. Но Пров Сатаров по старинке думал об интересах предприятия и всего города, его, Прова, возмущало, что комбинат – итог трудов поколений кортубинцев (тоже и его деда) – вот так просто попадет в собственность к чужакам. Капитализм, едри… тя!.. В Прове Провиче еще говорила властная директорская привычка – он всегда распоряжался, но он же брал ответственность, вез кортубинский воз. И что теперь? все псу под хвост? отдать чужому дяде? Тогда уж лучше взять себе – и местным тоже будет лучше! Ну, правда ведь! Пров Прович имел право так рассуждать. Генрих свои мысли не озвучивал, но с отцом образовал тандем, чтобы противодействовать попыткам внешнего контроля над комбинатом. Слаженность Сатаровых позволила одержать верх. Против каждого по одиночке нашлись бы средства, но против тандема как? Народ признавал за Провом Провичем не только директорский, но и моральный авторитет, в нем видели заслон, защиту, поэтому доверенность на голосующие акции трудового коллектива он получил. Т.е., здесь броня – не пробиться, аборигены не терпели чужаков, потому и не было у чужаков приема против Кости Сапрыкина (это к слову лишь). Обход с флангов натыкался на молодого Генриха – он мыслил современными капиталистическими категориями и не давал развести кортубинских совков. Но именно Генрих сказал отцу, что на прошлом авторитете не вылезти, проблему надо решать кардинально. Необходимо скупить контрольный пакет, не допустить посторонних, стать владельцами предприятия. Пров Прович с ехидцей покивал головой – очень разумно, но откель деньги взять?! Генрих вспомнил первый неудачный опыт сотрудничества с трейдерами и предложил схему – она сработала в Кортубине и в других местах России. Для скупки воспользовались уже существующей фирмой Стальинвест. По закону в приватизации не могли участвовать предприятия, в которых госкомпании имели более 25%, поэтому в Стальинвесте комбинат имел 24% , а остальные были у Сатаровых. В кортубинской глубинке в таком звере, как приватизация, мало кто разбирался – не лез в это новое дело. Комбинат продавал продукцию Стальинвесту по низким ценам, маржа от перепродажи шла на покупку акций у работников и ваучеров. Стальинвест даже брал большие кредиты у комбината. На чековом аукционе Стальинвест заполучил весь пакет акций. Нечестно? А как иначе становились крупными собственниками в России? Выпускник университета благодаря своим блестящим предпринимательским талантам сделался алюминиевым королем. Еще кто-то начинал с производства мягких игрушек (милое занятие!), а потом – раз!! – через промежуточную губернаторскую стадию перепрыгнул – переплюнул британских олигархов. И простой буровик, после горный инженер сумел возглавить крупнейшую нефтяную компанию России. Конечно, это благодаря универсальным добродетелям – бережливости, упорству, трудолюбию и отчасти везению – это ж сколько везения привалило! почему не всем?

Сатаровы – тоже везунчики. Кортубинские феодалы. Загребли в полной мере – и денег, и власти, зато спокойствия души поубавилось, а страху прибыло. Не секрет, что богатство в России – особенно у первых его обладателей – еще не защищалось силой закона, но сопрягалось с буквальным страхом смерти. Две жизни стояли между комбинатом и всеми желающими его заполучить. Прова Провича не трогали – старорежимный директор сам уйдет, он гордый и больной, зато сынок его больно умный и шустрый, потому опасен. Желательно устранить препятствие. И в Кортубине не замедлил случиться инцидент. В одной из двух парных послевоенных сталинок по бокам Социалистической улицы перед мостом – четырехэтажных, а по углам во все шесть этажей – на пятом этаже, где жил директор комбината с той поры, когда еще не был директором, вечером якобы раздался выстрел. И все – больше ничего – ни подробностей, ни домыслов, ни эмоций. Странная весть молнией промелькнула по Кортубину и сгинула бесследно, не найдя отражение в милицейских сводках, отзвука в масс медиа. Те, кому по долгу государевой службы или по каким иным обязанностям положено, тут же явились на Социалистическую, убедились лично в добром здравии Генриха Сатарова и захлопнули рты. На другой день, как ни в чем не бывало, директор по финансам КМК сидел в своем кабинете в заводоуправлении и плодотворно трудился. Инцидент исчерпан. Забыт, похоронен. Одно лишь – тогда же Генрих срочно улетел в Москву, задержался там не день и не два, а по возвращении его сопровождала интересная парочка. Молодые парни – высокие, розовощекие, рыжеватые, похожие друг на друга – по всему выходили братья, что с первого взгляда не отличить, а со второго заметно будет. У одного брата лицо острее, и сам из себя субтильней, он имел привычку шумно вздыхать и потирать кончик белого носа, а вот второй брат мужественнее, в нем телесная сила уже созрела, лицо более грубовато и неприветливо. А так у обоих на гладких свежих физиономиях господствовало равнодушное, сонное выражение – рыжие брови всегда неподвижны, ресницы короткие, жесткие, а глаза карие. Вот тогда местные впервые увидали настоящих телохранителей. Прям Джеймсы Бонды. Одевались одинаково просто – в черное или серое, без модных изысков. Действовали вполне профессионально – не бегали за Генрихом, не выхватывали пистолеты, но постоянно незаметным образом оказывались рядом, двигались неслышно, рты не разевали и свою задачу отрабатывали – больше никаких опасных инцидентов с Генрихом не происходило. В