Экипаж - Даниил Любимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В кабину заглянул Андрей. В наушниках Зинченко раздался треск, и он прижал их к голове.
– Диспетчер! – позвал он.
Выслушав то, что сказал ему диспетчер, он объявил присутствующим:
– Они выпустят только иностранных граждан. Все местные останутся.
– А почему? – спросила Вика.
– Потому что правила такие.
За окном продолжали грубо сдерживать толпу. В какой-то момент солдаты оттеснили местных в две стороны – так, что от дверей аэропорта образовался проход, и по нему к самолету быстро побежали несколько десятков пассажиров. Они поднялись вверх по трапу.
– Леонид Саввич… А эти? – спросил Гущин, указывая на местных.
– Нельзя, – ответил Зинченко, не поворачивая головы.
– Им же здесь хана! – Алексей подскочил в кресле.
Зинченко, не слушая его, обратился к Вике и Андрею:
– Взлетаем.
Бортпроводники вышли из кабины.
– Леонид Саввич, подождите, – Алексей не мог успокоиться. – Давайте попробуем хоть что-нибудь…
– Читайте контрольную карту, – сказал Зинченко.
Гущин смотрел на него ошарашенно. Он никак не мог поверить в то, что такое возможно, что они сейчас просто улетят, оставив этих людей на верную смерть. И в то, что это приказывал Зинченко…
Алексей еще раз посмотрел на своего командира. Тот не шутил. Лицо его было сурово. Он ждал.
Гущин начал зачитывать контрольную карту. Зинченко обратился к пассажирам на ломаном английском – прочел заученную давным-давно наизусть привычную речь капитана. Андрей, Вика и бортпроводницы двигались по проходу, проверяя застегнуты ли ремни у пассажиров. Те были взвинчены и напуганы. Трап тем временем отъехал от самолета. В этот момент люди прорвали оцепление и бросились к самолету. Они кричали, кто-то тряс деньгами, кто-то показывал на ребенка на руках. Солдаты начали стрелять в воздух. Все бросились врассыпную, поднялась суматоха, сквозь которую слышались крики, плач, стоны…
Самолет начал движение по полосе. Он ехал пока что медленно, и кто-то из местных жителей продолжал бежать рядом с ним, размахивая руками, и что-то кричать пилотам. Гущин оторвался от карты и посмотрел в окно.
– Мы не имеем права вмешиваться, – строго сказал Зинченко, поняв, о чем тот думает. – Это иностранные граждане, это их дела.
В этот момент послышались громкие хлопки. Это солдаты выстрелили в спины бегущим. Несколько человек упали.
Самолет взлетел. В кабину заглянул Андрей.
– Кофейку? – спросил он.
– Мне бы водки, – мрачно ответил Гущин.
Зинченко поглядел на Гущина и обернулся к Андрею.
– Два кофе.
* * *
В дверь позвонили. Радостная, принаряженная Александра выбежала в прихожую, открыла ее и невольно отшатнулась – Алексей прошел в комнату, даже не взглянув на нее. Она, удивленная таким началом их свидания, подошла к нему и встала за спиной. Алексей сел за накрытый стол и машинально начал запихивать что-то в рот. Он двигал тарелки, ломая порядок, добираясь до бутылки с вином. Взяв ее в руки, попытался открыть, но пробка не поддавалась. Алексей, и так чем-то взведенный, – это Александра уже заметила, – злился все больше и больше. Она села напротив и внимательно наблюдала за происходящим.
– Леша! – позвала она с тревогой, видя, что Алексей мыслями находится где-то не здесь.
– Эти ваши правила – полное скотство и подлость, – произнес Гущин.
Александра застыла. Она никак не ожидала услышать ничего подобного, была обижена и не замедлила это озвучить:
– Ну да… Это именно то, что хочет услышать каждая девушка.
– Саша, при чем здесь баня городская? Ты знаешь, что произошло?
– А что?
Алексей обхватил голову руками. Перед глазами будто заново пронеслись кадры: кричащие люди, дети на руках, автоматная очередь, окровавленные тела на песке…
Он отнял руки и поднял на Александру воспаленные глаза. Об этом даже думать тяжело, не то что говорить. Но сказать надо было.
– Мы были в Африке. Пытались улететь. Там были люди.
– Да знаю я все! – воскликнула вдруг Александра.
– А тогда что? – Алексей смотрел на нее ошалело.
Ему казалось, что она должна была понять. А она, оказывается, все знала, и ей было наплевать и на этих людей, и на детей, и на то, что ему, Алексею, пришлось подчиниться общему приказу – и нарушить свой, собственный, личный приказ, диктуемый ему совестью. А она как ни в чем не бывало нарядилась, приготовила стол с вином и сейчас ждала его, чтобы беззаботно развлекаться и не думать больше ни о чем.
Взгляд Александры стал ледяным.
– Ты за этим сюда пришел? – спросила она с притворным сочувствием. – Поплакаться? Ну и остановил бы самолет – в чем проблема?!
– Ты в своем уме?
– Да. Ты умеешь все убить одним ударом! – усмехнулась она.
– Саш, вот только давай без этих дел, ладно? – Алексей поморщился. Опять из нее полезло это бабство!
– Не ори на меня! – повысила она голос.
Гущин не орал, сама Саша сейчас говорила громче, но энергия и впрямь била вперехлест.
– Никто на тебя не орет, – сказал он. – Ты знаешь, что произошло.
– Не ори на меня! – повторила она тем же тоном.
– Совсем дура? – Алексей посмотрел на нее с огорчением.
Никакого понимания не было, и с каждой секундой пропасть между ними все разрасталась. Александре надоело первой. Она подняла руки и произнесла:
– Все, стоп. Больше ни слова.
Она взяла мобильный телефон:
– Алло, такси? Можно машину?
– Саша, прекрати! – Алексей хотел отобрать телефон, но Александра продолжала свое:
– Да, как можно скорее… Фестивальная, 2, первый подъезд. Пассажир будет ждать у подъезда, спасибо.
Александра отключила связь и молча посмотрела на Гущина. Он тоже окинул ее взглядом – так, словно видел впервые.
– Летчица, да? – не скрывая злобы, спросил Алексей. – Баба ты за штурвалом.
Повернувшись, он вышел из комнаты. В прихожей хлопнула дверь. Александра осталась одна. Она медленно опустилась на один из стульев, окинула взглядом стол. Взяла бутылку, с которой, будучи на нервах, не смог справиться Алексей, поддела штопором. Измученная пробка поддалась. Александра налила себе вина в бокал и, грустно чокнувшись с соседним пустым, сделала несколько глотков.
Она думала об Алексее. О том, что, скорее всего, – это все. Да, милый мальчик. Горячий, прямой, честный… Но слишком – мальчик. Слишком много переживает о других – и слишком мало о тех, кто рядом. Вот как сейчас. Совершенно незнакомых людей жалел, а о ней, Александре, даже не подумал. А она ждала его, зная о заварухе в африканской стране, ждала в страхе, меряя шагами комнату и молясь, чтобы все окончилось благополучно… Готовилась встретить, выслушать, понять и пожалеть, а он с ходу набросился на нее так, словно она была во всем виновата! Как будто она бревно бесчувственное и ей не жаль ни детей, ни стариков. И это его – «баба ты за штурвалом» – совсем уже ее доконало. У мужчин это называется удар ниже пояса. И он оказался слишком болезненным.