Дожить до утра - Галина Владимировна Романова

Выражение ее лица в тот момент было красноречивее всяких слов. И смятение, и боль, и недоумение, и… страх — все как в зеркале отразилось в ее глазах. Все, кроме радости.

Виктор был человеком проницательным, поэтому сделал оговорку:

— Я тебя не тороплю. Я понимаю, после смерти моего брата прошло не так уж много времени. Я готов ждать…

— Спасибо. — Это все, что она могла сказать ему в тот момент.

Видит бог, ей хотелось отказать ему, но она не смогла. Отплатить черной неблагодарностью человеку, так много сделавшему для нее, было выше ее сил.

Ксюша весь вечер старалась как могла. Она вовсю нахваливала присланное из ресторана угощение, улыбалась его шуткам, даже пыталась сама шутить. Но хватило ее ненадолго. Стоило Виктору прикоснуться к ней, как она сразу ощетинилась.

— Прекрати! Я не хочу! — Она почти грубо сбросила его руки со своих плеч.

— В чем дело? — Он насупился, на удивление сделавшись похожим на брата. — Чем я нехорош для тебя?

— Я не хочу! — упрямо повторила Ксения и пошла по направлению к своей комнате.

— Не будь Снежной королевой, Ксюш! — попросил он. — Прошу тебя… по-хорошему…

— А как по-плохому? — Она резко обернулась и зло посмотрела на него. — А как ты можешь попросить по-плохому?

Дурацкая привычка бросать всем и вся вызов на этот раз сыграла с ней плохую шутку. Виктор просто обезумел. То ли страсть, так тщательно скрываемая им до сих пор, вырвалась наконец-то наружу, то ли его подхлестнул ее нагловато-независимый вид, но он накинулся на нее как маньяк…

А наутро Ксюша ушла. Оставила почти все. Побросала в сумку лишь те вещи, которые были присланы ей из ателье сердобольными закройщицами в период ее выздоровления. Ни записки, ни объяснения, ничего того, на что, возможно, рассчитывал Виктор, она не оставила. Просто ушла и все, навсегда вычеркнув его из своей жизни.

Впоследствии, в пору ее бездомных скитаний, он находил ее. Надеялся образумить. Уговаривал, умолял, пытался даже припугнуть, но она была нема и слепа к его просьбам и угрозам. Единственное, чем она не смогла в конечном итоге поступиться, были ее девчонки…

— Что думаешь делать? — Ксюша отогнала прочь невеселые воспоминания и вновь уставилась на Макса тяжелым взглядом.

Он фыркнул, попытался было ответить ей грубостью, но неожиданно смешался и, что совсем уж ее озадачило, обхватил голову руками и глухо застонал. Попробуй угадай, что это означает? То ли ему ее общество обрыдло до слез. То ли дело тут совсем не в ней…

— Понимаю тебя, конечно, — начала она осторожно, с плохо скрытой издевкой. — Подлецом быть трудновато.

— Замолчи, — сдавленно попросил он. — Ты ничего не знаешь.

— А что я должна знать? — Ксюша театрально изогнулась в кресле, извлекла из сумочки пачку сигарет и закурила. — Что ты, имея жену-красавицу, изменяешь ей напропалую с молоденькими вертихвостками?

— Вот дает, а! — Он поднял на нее глаза и против воли хохотнул: — Ты чего, с ума сошла?

— Я помню тебя с той красоткой. Помню, невзирая на ранение… — Она выпустила дым в потолок и минут пять предавалась воспоминаниям. — Ты не видел меня, да и не мог видеть.

— А вот подглядывать грешно! — укорил ее Макс, но как-то уж слишком весело, совершенно не раскаиваясь, что опять же не могло ее не озадачить. — И что ты там разглядела?

— Что ты предавался мирским утехам с какой-то рыженькой потаскушкой. Я во-он там стояла. — Она повернулась к окну и несколько раз постучала согнутым пальцем по стеклу. — Представляешь, как велико было желание запустить в вас кирпичом, благо там их много навалено?

— Представляю. — Он уже откровенно смеялся над ней. — И долго ты там стояла?

— О-о-о! Не вздумай меня уличить в чем-то нехорошем. — Она качнула головой и криво ухмыльнулась. — Апогея я не дождалась…

— А зря. Ой, скажу я тебе, зря! — Макс встал из-за стола и, приблизившись к ней, слегка склонился к ее уху. — А то бы ты сумела узнать в той рыженькой потаскушке, как ты изволила выразиться, свою подругу, то бишь мою разлюбезную супругу.

— Ты врешь! — Ксюша отпрянула от него, как от прокаженного. — Я тебе не верю!

— Да ты никому не веришь! И что из этого? — Он взъерошил свои волосы и хмыкнул. — И именно с этого момента ты начала меня ненавидеть?

— Представь себе! — огрызнулась она, глубоко затягиваясь сигаретой. — Потому что больше всего на свете я ненавижу адюльтер. Не-на-ви-жу! Считаю, что честнее и лучше расстаться, чем мучиться рядом с нелюбимым человеком. Создавать видимость отношений, которые давно сошли на нет. Гасить в себе неприязненное отношение. А более маразматичного понятия, чем выполнение супружеского долга, и придумать невозможно!

Макс сел на край стола и впервые за все время их знакомства внимательно присмотрелся к сидевшей перед ним женщине.

Что-то он в ней проглядел. Чего-то не сумел заметить. И лишь сейчас, в краткий миг ее спонтанного откровения, она вдруг открылась ему с несколько другой стороны.

Да, она непроста! Даже очень непроста. Но эта вот ее уязвимая прямолинейная честность, которая наверняка вредила ей в жизни, отчего-то ему понравилась. Ишь, как разошлась! Глазищи-то так и мечут искры, так и мечут. Дай ей волю, придушит на месте. А все из-за чего? А из-за того, что им с Милкой приспичило однажды подурачиться в этом самом кабинете. А та возьми и натяни бутафорский парик, оставшийся после Рождества. Смеялись потом до колик. Кто же мог знать в тот момент, что за ними наблюдают?

— Чему ты улыбаешься? — Ксюша по-кошачьи прищурилась, и Максу показалось, что еще немного, и она на него зашипит.

— Да вот радуюсь — какие у моей жены подруги. — Он скрестил руки перед грудью. — Сказала бы раньше! Насколько легче было бы и мне, и тебе жить! Ладно, это теперь все в прошлом. Давай забудем обо всем?

— Чего-то я не пойму. — От неожиданности Ксюша даже сигарету выронила. — Ты чего думаешь — я тебе поверю? Тебе, который весь просто соткан из лжи?

— Говорю тебе — это Милка была, — миролюбиво произнес он и протянул ей раскрытую ладонь. — Давай мир, а, Ксюш?

Чувствуя, что еще немного, и она сойдет с катушек, начнет орать на него и царапать его наглые ухмыляющиеся глаза, Ксения зажмурилась, набрала полную грудь воздуха и затем с шумом выдохнула. Проделав эту процедуру несколько раз, она в очередной раз выдохнула и уже почти спокойно произнесла:

— Двадцать…

Макс безмолвствовал. Он, конечно, был немного обижен таким откровенным недоверием с ее стороны. Но если по-хорошему разобраться, кто бы повел себя иначе…

— Все. — Она открыла глаза и холодно посмотрела на него. — Если той рыженькой была моя подруга, то кто был тем мерзавцем, что завладел контрольным пакетом акций и присвоил себе и мое ателье, и мои магазины? Молчишь?! А ты ответь мне! Скажи, что хотел сделать мне сюрприз, посадив в мое кресло Лийку. Эту безмозглую завистливую дрянь, которая ничего не смыслит в этом деле и смогла за это время почти все развалить. Чего же ты молчишь? Ты скажи, я поверю!