Дожить до утра - Галина Владимировна Романова

— А мне ее предлагали? — совершенно искренне удивилась Ксюша.

— А по-твоему, зачем я здесь?

— Ну… — Она замялась, пытаясь подобрать слова, но, так и не найдя ничего подходящего, ляпнула: — Ну, может быть, запугать меня. Или, скажем, переспать со мной.

Сказать по справедливости, в словах ее было больше правды, нежели вымысла. Он действительно шел к ней с намерением немного припугнуть. Сбить чуть-чуть спесь и самонадеянность, которые она всегда старалась пустить в ход, общаясь с ним. Но он проиграл. Проиграл в тот самый момент, как только дотронулся до нее.

— Переспать, говоришь? — Николаев глубоко вздохнул. — Это ты зря. Ладно, счастливо оставаться. Если что — звони.

Минут пять после его ухода Ксюша стояла столбом. Все ждала, пока уляжется шквал в ее душе, невольно разбуженный этим настырным ментом. И это ей почти удалось, но тут, как назло, из-за двери раздался вкрадчивый Нинкин голосок:

— Ксюша, у нас тут проблема. Ты нам не поможешь?

— Уже иду! — по-змеиному прошипела Ксюша и, стиснув кулаки, дернула за ручку двери.

— Роман Николаевич, разрешите обратиться? — Леня Усачев шутливо щелкнул каблуками ботинок, склонил голову чуть набок и уже тише добавил: — Ром, давай выйдем…

Они вышли из здания милиции и, обогнув угол, очутились на маленьком пятачке, обсаженном кустами сирени. Кустарник разросся, с каждым годом все сильнее и сильнее нависая над асфальтированной площадкой, постепенно образуя что-то вроде веранды. Сотрудники местного РОВД любили сиживать в редкие минуты затишья на скамеечках в густой прохладной тени, когда от духоты кабинетов начинала болеть голова.

Сегодняшний день теплом особенно не баловал. С утра побрызгал мелкий холодный дождь, первый предвестник грядущего осеннего ненастья, поэтому скамейки были пусты.

— Присядем. — Леня указал на одну из скамеек и первым пошел к ней.

Николаев двинулся следом, машинально доставая сигарету. Гадать о причине такой таинственности ему долго не пришлось, потому что не успел он присесть, как Усачев его ошарашил:

— Пушка у нее, Ром.

— Откуда знаешь? — Роман тяжело опустился рядом и глубоко затянулся.

— Ребята тут одни попались. Пьяный дебош. У одного стреляная рана. Раскрутили без усилий. Он все и выложил как на духу.

— Ну что? Что?! — повысил голос Николаев, едва не поперхнувшись дымом. — Долго будешь вокруг да около ходить?

— Сказали, что их кто-то нанял за две сотни рублей разобраться с одним парнем. Они его подкараулили. Начали бить. Тут эта баба вывалилась откуда ни возьмись. Они хотели и ее за компанию отделать. Но у нее оказалась пушка, и баба подстрелила одного.

— А с чего ты решил, что это она? — вяло поинтересовался Роман, чувствуя неприятную горечь во рту.

— Адрес… — Леня заерзал и поднял воротник пиджака. — Прохладно, однако… Они указали адрес и хорошо ее описали. Второй такой нет, ты же знаешь…

— А пуля?

— Прошла навылет. Так что остается только гадать — та ли это самая…

Николаев встал и, разминая ноги, прошелся по тесному пространству площадки. Конечно, Усачев был ему другом. Вместе учились в школе. Вместе поступили в школу милиции. Да и на свадьбе у них Роман был за свидетеля. Но то, о чем он хотел его попросить сейчас, выходило за рамки простого дружеского одолжения. Оставить без внимания поступивший сигнал о том, что кому-то захотелось пострелять этой ночью, значило наплевать на свои должностные обязанности. А Леня был не просто ментом, он был ментом по призванию. И невзирая на беспредел, творящийся повсюду, до сих пор свято верил в торжество справедливости. Сам Николаев давно утратил подобное иллюзорное отношение к своей профессии, считая себя кем-то вроде ассенизатора человеческих пороков. Он просто делал свое дело, потому что умел его делать, и все Ленькины разговоры о светлом будущем без преступников цинично высмеивал.

«Пока существует в мире и душах людей зависть и алчность, всегда будет место правонарушениям, — нравоучительно поднимал вверх указательный палец Николаев. — И если общество можно исцелить физически, избавившись от маньяков, извращенцев и серийных убийц, то заставить всех людей мыслить одинаково — практически невозможно…»

Николаев остановился перед скамейкой, на которой застыл в немом ожидании Усачев, и тяжело вздохнул. Начать сейчас разговор было для него самым трудным. Как объяснить? Что сказать? Ведь тот всегда верил ему. Считал одним из честнейших людей своего окружения. А тут такое…

— Слушай, Леня, — Роман стрельнул окурком в кусты. — Если я тебя попрошу…

— Не нужно просить ни о чем. — Леонид поднялся со скамьи и подошел к другу почти вплотную. — Я верю тебе, Ром. Если ты хочешь, чтобы я промолчал, то я буду нем как рыба. Просто…

— Что?

— Я просто боюсь за тебя. Вдруг окажется так, что она в самом эпицентре всех заморочек и непонятностей и с той пропавшей невесть куда пушкой, и с убийством ее возлюбленного. — Видя, как Николаев болезненно поморщился, он поспешил добавить: — Извини… Вот ведь черт!

Леня нервно заходил взад-вперед.

— Угораздило меня, — тихо обронил Роман. — Я знаю, что ты правильный мент, Ленька, и поэтому не хочу злоупотреблять ни дружбой нашей, ни положением служебным. Просто прошу дать мне время. Я постараюсь до всего докопаться сам. Я сумею, будь уверен.

— Я могу тебе помочь? — Леня глазами побитой собаки смотрел на Николаева. — Ты только скажи!

— Нет. В этой игре совсем другие ставки. Совсем не те, что всегда. Но все равно спасибо тебе. Идем. Мне Наташка-секретарша уже четыре раза кулаком в окно грозила, видимо, шеф заскучал. Идем…

Телефонные звонки, посетители, правонарушители. Все ежедневная круговерть затопила их, как обычно, с головой, мешая спокойно вздохнуть. Ребята метались как чумовые, разрываясь между выездами и обязательной бумажной волокитой. Поэтому, когда ближе к ночи Усачев положил перед Николаевым тоненькую папку, лишенную обычного номерного знака, тот непонимающе поднял на него глаза.

— Полистай. — Леня протяжно зевнул. — Может, что интересное тебе здесь откроется.

Фамилия женщины, которую Усачев выписал печатными буквами, ни о чем не говорила. Но, прочтя еще пару абзацев его мелкого убористого почерка, Николаев возблагодарил судьбу за то, что она послала ему друга в лице Лени Усачева.

— Откуда все это? — Николаев с благодарностью поднял глаза. — Когда ты, мать твою, только успеваешь? Ну, спасибо, брат!..

— Как она тебе? — Леня подошел к его столу и заглянул ему через плечо. — Фотография пятилетней давности. Сделал ксерокопию в паспортном столе. Но сохранилась дамочка великолепно. Если лучше не стала…

— Понял. — Николаев захлопнул папку и швырнул ее в верхний ящик письменного стола. — Считаешь, что нужно начинать оттуда?