Новая девушка - Харриет Уокер

— Может быть, заглянешь в бутик Моро на Олд-Бонд[19], — продолжала Пенни, — снимешь мерку для костюма, в котором сможешь показаться на Неделе?

Ну и что на это можно было ответить кроме: «ДА!»?

* * *

После трех недель беспрерывных показов, наблюдаемых из первого ряда, после льняных скатертей и накрахмаленных наволочек с ее инициалами в Нью-Йорке, Лондоне и Милане, Мэгги думала, что ее уже ничем не удивишь. Но когда ее провели в номер гостиницы в Париже, она была потрясена.

Те места, в которых она останавливалась в предыдущих городах, были вполне милыми — череда бизнес-отелей, что обычно выбирают предприниматели средней руки, когда хотят выспаться перед важным совещанием. Номера были очень функциональными: достаточно темными, достаточно большими, чистыми и с еще более чистыми и мучительно-ярко освещенными ванными комнатами. «Подороже, чем те, в которых останавливаешься во время отпуска, — думала Мэгги, — но не настолько шикарные, как можно было бы ожидать, взглянув на ценник».

А вот ее апартаменты — подумать только — апартаменты! — в «Рояль» были совсем из другой оперы. Она чуть не завизжала от восторга, когда портье в ливрее внес потертый чемодан в холл, обитый розовой шелковой парчой и украшенный золотыми завитками. Окна гостиной выходили на площадь с Эйфелевой башней на заднем плане, а в спальне располагалась самая большая кровать, виденная ею в жизни. Здесь же стояло множество украшенных золотом шкафов и шкафчиков. В ванной краны были сделаны в форме лебединых голов с драгоценными камнями вместо глаз. Мэгги провела один из лучших вечеров в своей жизни, раскладывая по ящикам свои дизайнерские наряды и расставляя в ряд свою обувь.

Целую неделю она будет жить, как завсегдатай версальского двора.

Вспомнила свою первую ночь, проведенную в Нью-Йорке, — начало месяца теперь казалось далеким прошлым. Да и сама Мэгги, приземлившаяся в том городе, была существом еще первобытным, трясущимся от нервов и уверенным, что облажается при первой же возможности.

На Манхэттене она появилась раньше Мофф, которая собиралась прилететь в середине недели, когда начнутся показы самых известных дизайнеров, и первый вечер провела в одиночестве. На улице было еще тепло — заканчивалось долгое жаркое лето, в Лондоне уже сменившееся осенью, так что Мэгги с удовольствием надела свободное платье-рубашку из шифона и отправилась в ближайший ресторан, чтобы поесть на террасе. Для нее начался лучший праздник в жизни, и она с трудом верила, что ей за это еще и платят.

Хотя этот момент быстро прошел — она работала как лошадь с того самого момента, когда на следующий день началось первое шоу, — ощущение чуда так и осталось. Она рано просыпалась в залитом светом номере (тот был раза в четыре больше ее комнаты в Лондоне) для того, чтобы насладиться долгим душем и изысками утреннего меню. Потом ходила на показы, незаметно поглядывая на данные, которые сообщал ей навигатор, и стараясь сойти за местную. Тогда Мэгги еще не знала, что никто во время Недели моды не ходит пешком — это означало только то, что твое издание слишком бедно и не может оплатить водителя. Водитель в нелепо растянутом лимузине появился как раз в тот момент, когда в аэропорту приземлилась Мофф.

Мэгги нервничала по поводу того, что ей придется так много времени проводить наедине со своим новым боссом — им предстояло каждые сутки весь день переезжать в машине с одного показа на другой, и это не считая вечеров, — поэтому постаралась заранее приготовиться к беседе за обеденным столом, но оказалось, что Мофф так ждали на всевозможных гала-коктейлях и обедах с пятью сменами блюд, которые та размазывала по тарелке, но не ела, что Мэгги редко видела ее после захода солнца.

Ее собственное расписание тоже было чрезвычайно плотным и включало открытие магазинов, коктейли, фуршеты и обеды, устраиваемые модными домами и их рекламными отделами. Последние делали все, чтобы поразить своими расходами журналистов и покупателей, съехавшихся в город на эту неделю. В Милане Мэгги сидела под таким количеством потолков, украшенных фресками и хрустальными люстрами, что ей стало казаться, что она теперь инстинктивно вытягивает шею всякий раз, когда входит в помещение. Она с радостью заметила, что остальные приглашенные делают то же самое и фотографируют потолки на телефоны — они не считали себя слишком крутыми, чтобы не восхищаться окружавшей их красотой.

Но знакомиться с ними все равно было страшновато. Когда Мэгги впервые уселась в кресло, которое все еще считала креслом Марго, в Нью-Йорке, она еще не представляла себе, что за цирк на колесах представляют из себя все эти показы — нечто среднее между ярмаркой и школьной экскурсией. Редакторы сидели группами, разбившись по странам. В этих группах они размешались по ранжиру, так что Мофф сидела в первом ряду, а Мэгги иногда к ней присоединялась. В основном же она занимала место во втором ряду прямо за спиной у Мофф. Такое месторасположение означало, что весь грядущий месяц она будет занимать это свое место среди одних и тех же редакторов или авторов.

Поняв это, Мэгги стала сама представляться окружавшим ее людям. И как только она это сделала, ледяные выражения на их лицах исчезли и сменились улыбками. Теперь ей со всех сторон кричали: «Привет, Мэгги!» и приглашали занять свободное место рядом. Она так и не поняла, были ли эти люди настолько стеснительными, что не могли представиться первыми, или же они считали, что Мэгги должна была знать их заранее, но стена между ними исчезла, как только Мэгги стала болтать и задавать вопросы. До того, как занять эту свою новую позицию, она считала себя чрезвычайно неуверенной в себе, но до этих из мира моды ей было далеко.

Что же касается других авторов или пиар-агентов, приглашавших ее на коктейли и обеды, то из них Мэгги за последние недели смогла сколотить настоящую банду. Вся эта жизнь на колесах была довольно странной и состояла наполовину из гламура и наполовину из каторжного труда. Она могла отправиться на коктейль, устроенный на территории частной виллы — бар был окружен статуями Посейдона и живыми изгородями, — при полном параде и на шпильках, а на следующий день сидеть перед тарелкой с пастой. Мэгги прихлебывала просекко, стоя на колоннаде эпохи Возрождения и наблюдая за дефиле моделей в вечерних нарядах в 11 вечера, а потом возвращалась в гостиницу и писала отчет о показе в лифчике и трусах, чтобы не запачкать платье, и закусывала кусочками салями прямо из нарезочной упаковки. Она бывала на мероприятиях вместе с женщинами настолько богатыми, что они путешествовали с личными парикмахерами, а собственные волосы сушила каждое утро прибором, похожим на деталь пылесоса.

И не успевала она привыкнуть к городу — к ранним завтракам в Нью-Йорке или к поздним показам в Милане, — как надо было ехать дальше. Хотя в промежутке между Нью-Йорком и Миланом Мэгги возвратилась в Лондон, ей казалось, что дома она не была вот уже несколько лет. Бальные залы в пятизвездочных гостиницах, королевские дворцы, корпоративные пентхаусы — Лондон Недели высокой моды не был ее Лондоном, несмотря на то, что удалось четыре ночи поспать в своей кровати.