Планета супербарона Кетсинга - Виталий Заяц

Проснулся поздно, совершенно не выспавшись. Народу в трактире осталось не много – то благородные господа спят подолгу, а у народа дел невпроворот. Трактирщик принес шмат невнятной пиши в корявой миске, Вок заглотил, не пытаясь почувствовать вкус.

– Где… – Он запнулся, не знал, как назвать погибшего товарища фельдфебеля. Не спросил имени, и вот стыдно.

– Слуга ваш при лошади, сейчас позову.

– Другой…

– Закопали уже, все сделали. Сэра благородного господина на телеге отправили, а вашего закопали. – Глаза трактирщика поблескивали то ли от гордости за свою расторопность, то ли в предвкушении хороших чаевых. Скорее всего, по обеим причинам сразу.

К столу подошел незнакомый солдат. Поклонился:

– Разрешите обратиться, сэр?

Сэр пожал плечами.

– Ваше сиятельство потеряли человека.

– Троих, – процедил Вок.

– Наверное, наймете другого, а я как раз без работы.

Понятно – свита уехавшего в телеге головастого. А почему, собственно, нет? Наемник служит тому, кто раздает монеты, а труп господина вряд ли продолжит выплаты. Вок кивнул и задумался. Мысль о смерти «вашей яркости» ничего внутри не колыхнула. Сколько раз слышал, что, убив человека впервые, положено испытывать муки, терзаться. Ни-че-го. Что товарища фельдфебеля подставил, совесть глодала. Хоть и не подставлял вовсе, не приказывал ни в трактире комнату требовать, ни во дворе за поединком следить, но глодала. А вот на тему приконченного собственными руками и ногами тоже подлого сэра совесть вообще никакого мнения не высказывала.

Тут же подумал – а ведь не в первый раз! Ведь дрался с вломившимися к барону разбойниками. Тогда было не до рефлексии, друзей спасал, врачом притворялся. Ну да, и Ролин, начавший забываться Ролин. Но его Вок не убивал по-настоящему. Почему сейчас нет реакции, нет того, что должен человек чувствовать в первый раз? Может, потому, что постепенно? Ролин не на его совести, почти. Разбойники – не до того было. Только вчера убил по-настоящему, сознательно, но ведь подлеца.

Соискатель места в свите так и стоял, ожидая ответа.

– Как зовут? – спросил Вок, опять устыдившись, что не знал имени погибшего вояки. И внутренне скривился от такой своей неожиданно проявившейся предусмотрительности.

– Маркс, – радостно отрапортовал соискатель, понявший главное – работу он получил.

Вок опять пожал плечами – без Маркса даже в космосе не обходится. Шутки отпускать, конечно, не стал, откуда местному тезке знать про земного экономиста? Вместо этого распорядился:

– Лошадь там, на конюшне. И этот… сопровождающий. В общем, выезжаем. – Имени выжившего солдата он, понятное дело, тоже не знал.

* * *

У выхода, рядом с транспортом, взнузданным и под седлом, стояла четверка: единственный оставшийся от старого состава солдат, Маркс и еще двое незнакомых. Маркс выскочил вперед:

– Сэр граф, – выяснить успел и титул. – Вы троих потеряли, так я подумал, они ведь бойцы надежные, поручиться за каждого могу.

Понятно, остатки свиты «вашей яркости». Но хитер жулик, один наниматься прибежал, побыстрее, чтобы не опередили. А выяснилось, что вакансий много, – вот и остальные, а он сам уже и ручается. Хитер, как… Да как осьминог! Вок усмехнулся найденному сравнению и махнул рукой – поехали.

Лошади местные все-таки отличались от земных. Чем-то. Копыта не цокали по дороге, а тяжело ступали, отдаваясь каждым шагом вдоль всего позвоночника. Или это всегда так на второй день верхового движения? Нет, прогресс здесь необходим. Если не автомобили, то хоть рессорные повозки на нормальных шинах пора изобрести.

Поразмышляв о проблемах окружающего мира, Вок перешел к проблемам своим. А именно – как найти спрута? В район, где сэр граф сошел на берег, добраться не сложно, а дальше? Не в море же лезть! Хотя с осьминога станется, что осьминогу море – родная среда обитания.

Очередная птичья эскадрилья пересекла дорогу на бреющем полете, врезалась в заросли кустарника и растворилась в нем, будто в воду нырнула. Появилась еще одна птица, отставшая, набрала высоту, спикировала. Не ожидавший атаки Вок даже не дернулся, но птица не клевалась и не царапалась когтями. Прочно вцепилась в одежду на левом плече и застыла, будто всю жизнь мечтала изображать пиратского попугая.

Попугаем она определенно не являлась, и вообще породу собой представляла Воку неизвестную. Честно сказать, все птицы на этой планете выглядели скорее загадочно, чем знакомо. Сходство с другом всех пиратов позой не ограничилось, животное оказалось говорящим, правда, говорило оно тихо, придвинув клюв к уху слушателя.

– Вы таки поверните направо, на тропинку, и постарайтесь держать вон на ту гору с пумпочкой посередине.

Дрон-махолет – определил видовую принадлежность собеседника Вок.

Птица дернула носом в сторону северо-запада, поднялась на крыло и скрылась в том же направлении. Там, вдали, среди других гор, действительно виднелась одна «с пумпочкой», как описал спрут посредством говорящего дрона, еще она напоминала подводную лодку с рубкой.

Вок махнул рукой:

– Идем туда, к подводной лодке, – и тут же поправил себя: – Гора похожа на лодку перевернутую… под водой.

Хорошо спрут придумал – иностранцем прикинуться. Своему субмарина, которую лет через пятьсот изобретут, с рук не сошла бы, не сейчас, так потом боком бы вышла. А иностранец мало ли что в словах напутал, много ли с дикого южанина возьмешь?

Свита с трудом избегала рвущих одежду колючек, лошадь же шипы игнорировала, даже смотрела на растительность как на еду, и Вок, почти полностью возвышавшийся над зарослями, впервые оценил преимущества путешествий верхом. Однако подумалось – раз птицы так легко нырнули в бурые растительные дебри, то, может, и не они одни? Мало ли какие гадости могут здесь водиться? Окликнул Маркса:

– Водятся ли здесь опасные животные? В смысле в кустах?

– Все звери опасны, – неожиданно философски ответил слуга. Потом добавил: – Людей тоже повстречать можно.

Ух ты! Идея о том, что человек – самое опасное животное, и до этого мира добралась. А вы все «Средневековье», «драконы»!

Отряд пересек кустарниковое пространство, не встретив ни животных, ни людей, даже и безопасных. А вот имеющаяся лошадь расковалась, начала хромать, окончательно превратив жизнь наездника в ад. Граф де ла Коста величественно спешился и продолжил путь на своих двоих…

Предгорья выглядели зелено-серыми. Зелеными их делала сочная трава, серыми же массивы старого выветрившегося камня. Вдоль границы кустарника шла довольно широкая дорога, изгибалась, поворачивала на север, ведя, судя по всему, к перевалу. К всеобщему удовольствию, вела она и в направлении горы, похожей на подводную лодку. Дорогу постепенно сжимали скалы, подпирали своими стенами то слева, то справа, в конце концов превратив в широкое и необычно прямое, будто проведенное по нитке, ущелье, дно которого вскоре начало карабкаться вверх, на крутизну.