Скажи машине «спокойной ночи» - Кэти Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не похоже, что это мы его сделали, – как-то раз удивился Эллиот. – Как будто нам его откуда-то ниспослали. Словно капризную погоду.
И так же быстро, как погода, Ретт менялся. Его внезапную угрюмость можно было объяснить как типичное подростковое поведение, но потом начались побеги, прогулы и, наконец, отказ от пищи. Непонятно из-за чего. Вряд ли причиной был развод, который Эллиот и Перл (как они были убеждены) оформили полюбовно, надев маски взаимной вежливости. А может, все же был? Или что-то случилось в школе. Или химия мозга. Или какие-то общественные идеи. Издевательства? Сексуальное насилие?
– Дети. Ты даешь им жизнь, чтобы они могли убить тебя, – однажды со смешком сказал отец Перл, когда она позвонила родителям, чувствуя панику и упадок сил после одного дня, проведенного в больнице с Реттом.
– Папа! – крикнула она тогда.
– Что?
– Я же твоя дочь.
На протяжении нескольких лет Перл пыталась и не могла определить причину страданий Ретта. Постоянно, даже сейчас, ее разум рассматривал и оценивал, взвешивал и отвергал всевозможные объяснения, как машина, которая никогда не перестает производить вычисления. Но теперь-то уж хватит, верно? Хватит пытаться понять причину. Потому что вид яда не имеет значения, если у тебя уже есть противоядие – маленькая холодная бутылочка, зажатая в руке.
Перл оторвалась от своих размышлений, осознав, что в комнате что-то изменилось. Стрекотание. Или, вернее, его отсутствие. В гостиной наступила тишина. Перл посмотрела на террариум. Сверчки исчезли.
В воскресенье вечером СУД оповестила, что Ретт вместе с Эллиотом поднимаются из вестибюля. Подвозя Ретта домой, Эллиот обычно не заходил в квартиру. Не потому, что они с Перл избегали друг друга, просто парковка в этом районе была сущим кошмаром. Однако сейчас Эллиот протискивался в дверь с переброшенной через плечо сумкой Ретта. Оба оживленно разговаривали об – Перл расслышала жаргон – игре в ВР[5]. И отец, и сын любили поиграть. Похоже, они провели все выходные за ВР-аркадой.
Ретт замолчал на полуслове и повернулся к Перл:
– Как там Леди?
– Какая леди? – не поняла Перл.
– Леди Елизавета Батори, – нетерпеливо сказал он.
– Ты про ящерицу? Я думала, мы зовем ее Батори.
– Леди звучит красивее.
– Леди ей подходит, – согласилась Перл. – Кстати, ее проблемы были из-за мышей.
– Пап, пошли, покажу. Она крутая.
Проходя мимо Перл по пути в гостиную, Эллиот остановился, чтобы в знак приветствия чмокнуть ее в щеку, но на деле поцелуй пришелся на уголок рта. Несмотря на то что он развелся с Перл и женился на своей любовнице, Эллиот нуждался в периодических подтверждениях, что Перл все еще его любит. Она не знала, что он будет делать, если у нее появятся серьезные отношения с каким-нибудь парнем. Вероятно, и его поцелует в уголок рта.
Стоя у двери, Перл наблюдала, как Ретт берет коробку с мышами и предлагает отцу выбрать одну. Рука Эллиота повисла над открытой коробкой.
– Я как будто выбираю конфету, – сказал он.
– У них всех одна и та же начинка, – отозвался Ретт.
– Фу, гадость.
– Что «гадость»? Вы с Вэл едите стейк с кровью.
– Справедливое замечание.
Перл смотрела как завороженная. Это была смена ролей: теперь Ретт был на месте Перл и уговаривал убить. Эллиот взглянул на Перл, нежелание пробежало по его лицу, как рябь по луже. За его спиной из своего укрытия потихоньку выползла Леди. Ее голова была повернута в сторону, но это не обмануло Перл: ящерица наблюдала за ними одним глазом. Эллиот выбрал мышь, вытянул ее над террариумом и, скривившись, бросил вниз. Леди наклонила голову и поймала животное, прежде чем оно упало на дно. Эллиот издал звук отвращения.
– Раньше я чувствовал то же самое, – сказал Ретт, закрывая коробку. – Но затем кое-кто сказал, что ей нужно есть, чтобы жить. Это не жестокость. Это жизнь.
Неужели эти слова сказала Ретту Перл? Она этого не помнила.
– И потом все стало нормально. – Ретт встал и отвернулся от родителей, ставя коробку обратно на полку. – Я не хочу смотреть, как она голодает.
Он не произнес это с каким-то особенным чувством, но предложение воткнулось в сердце Перл, словно нож. И, должно быть, то же действие оно оказало на Эллиота, потому что он посмотрел ей прямо в глаза.
Ретт, как будто ничего не заметив, уже почти вышел из комнаты, но вдруг остановился и сказал:
– Нужно посмотреть, что там по урокам. На этих выходных мы слишком много играли в ВР. Я, типа, ничего не сделал.
– Похоже, из-за тебя у меня с твоей матерью будут проблемы, – безжизненно произнес Эллиот. – Скажи ей, что я не виноват.
– Во всем виноват папа! – донесся из коридора голос Ретта.
Услышав, что дверь его спальни закрылась, Эллиот встал и так быстро пересек комнату, что на какой-то нелепый миг Перл показалось, что он заключит ее в объятия. Но он остановился в дюйме и навис над ней. У Эллиота было редкое качество – способность возвышаться над людьми без угрожающего вида. Вэл называла Эллиота «дружелюбным фонарным столбом».
Если бы Эллиот был фонарным столбом, то лампочка, его лицо, сейчас бы горела.
– Что? – прошептала Перл.
– Он пообедал с нами.
– Ты имеешь в виду, он ел твердую пищу?
Эллиот кивнул.
– Не этот ужасный коктейль?
Эллиот кивал, как китайский болванчик.
– Средиземноморский салат. Рис. Пару кусочков ягненка.
– Ягненок? Ты шутишь.
– Не шучу.
– Салат?.. – произнесла она. И потребность в дальнейших вопросах отпала, потому что Эллиот знал, что она хотела услышать, и уже перечислял ингредиенты:
– Помидоры, цукини, баклажаны, лук, маслины, петрушка, приправленные маслом.
Возникшее чувство показалось Перл слишком большим, чтобы она могла удержать его в груди. Она прижала ладони к щекам, а затем обхватила щеки Эллиота. Он все еще кивал. Она так и держала руки на его лице, качаясь в такт каждому кивку. Наконец она поняла, что плачет, и стала вытирать слезы.
Эллиот бросил взгляд на комнату Ретта.
– Мы не придали этому большого значения.
– Нет, нет. Все правильно.
– И вечером он вернулся к своим отвратительным коктейлям.
– Конечно.
– Но он ел.
Она судорожно выдохнула.
– Я пыталась кое-что сделать и, возможно…
– Вэл говорит, что он влюблен.
– Что?