Скажи машине «спокойной ночи» - Кэти Уильямс

Перл нашла паука этим утром, собираясь принимать душ. Было бы хуже, если бы она успела раздеться. Она будто чувствовала, как что-то ползет по обнаженной коже, хотя паук неподвижно сидел на дне ванны, чувствовала даже тогда, когда накрыла его чашкой. Как ни странно, ярче всего она ощутила его прикосновение именно в тот момент, когда поняла, что он не сможет до нее добраться.

– Поймай его! – попросила Перл.

– Сама поймай. Он почти в твоих руках.

К этому моменту паук уже добрался до края стола. Перл отпрянула назад, беспомощно вскинув руки. Существо исчезло за столешницей и стало спускаться по невидимой траектории, протянувшейся от стола до пола.

– Вот он! – указала Перл. – Прямо здесь!

Ретт с любопытством наблюдал за ней.

– Ретт! Ну, пожалуйста!

Он вздохнул, отодвинул стул и, сделав два длинных шага, припечатал несчастного паука. Они вместе уставились на кроссовку Ретта, но, разумеется, больше их интересовало то, что под ней. Сын поднял ногу и, скривившись, осмотрел подошву. На плитке осталось темное размазанное пятно.

Он поднял брови:

– Теперь довольна?

Перл показалось неправильным ответить «да».

– Я отчищу твою кроссовку.

Ретт неопределенно хмыкнул, стряхнул кроссовку с ноги, позволив ей упасть на пятно, и заковылял обратно к столу.

– Не знал, что ты боишься пауков.

Перл поежилась, выдохнув:

– Я их просто терпеть не могу.

Прошло пять недель с тех пор, как Перл подкинула сыну снотворное и украла образец его клеток, чтобы пропустить их через Apricity. Каких именно слов она ожидала от машины? «Купите ему щенка»? «Убедитесь в том, что он ест свои овощи и время от времени гуляет на улице»? Ее голову переполняли банальности материнства: подстриги его челку, завяжи ему свитер на талии, благодушно улыбайся. Большая их часть – бесполезная хрень. Когда появился отчет удовлетворения для Ретта, Перл сначала подумала, что он пуст. Что он, как и его отец, был одним из тех редких людей, которых Apricity не могла проверить. Но затем она увидела ее, притаившуюся в уголке экрана, – маленькую и черную звездочку.

Звездочки были одной из причин, по которым Apricity подвергалась такому жесткому контролю: тесты для высокопоставленных клиентов, требующих особого надзора, проводились профессиональными лаборантами удовлетворения, такими как Перл, а сами машины не попадали в руки широкой общественности. Брэдли Скрулл был непреклонен в том, что Apricity должна стать чистой технологией и нести в мир радость, а не зло. И поэтому машина Apricity была спроектирована с соблюдением гарантий («ангелов программирования», как называли их в компании), которые отсекали любые насильственные или незаконные действия из плана удовлетворения человека. Все плохие идеи удаляли, помечая их в списке звездочками. Примерно один из десяти планов, с которыми работала Перл, включал в себя, среди других рекомендаций, звездочку. Иногда, хоть и очень редко, список человека содержал одни звездочки, а Перл приходилось отводить взгляд от экрана и улыбаться клиенту, как будто ничего не было.

Перл долго смотрела на звездочку, вызывая отчет Ретта на экран снова и снова, чтобы убедиться, что она действительно видит эту чернильную точку. Она начала видеть звездочку повсюду: в капле кофе на столе, в шарике туши на кончиках ресниц, в пятнах, которые вспыхивали, когда она закрывала глаза и поворачивалась лицом к солнцу. По правде говоря, Перл порой замечала за Реттом подлость, но говорила себе, что причиной этому его тоска, а не жестокость. Если он и хотел причинить кому-то боль, то только самому себе. Во время очередного взвешивания выяснилось, что он потерял еще один фунт. Перл смотрела на черные пятнышки на весах, каждое из которых означало фунт. Она моргнула, и они стали звездочками.

– Мам? – сказал тогда Ретт. – Может, хватит? Можно мне уже сойти с весов?

Именно тогда Перл и решила: она должна помочь ему.

Пункт, который машина вычеркнула из списка Ретта, мог содержать в себе что угодно: от кражи кроссовок в магазине до открытия стрельбы на школьном дворе. Поэтому Перл широко раскинула сеть, дав себе общее указание: «Причиняй вред». В смысле, чтобы Ретт его причинял.

Паук под чашкой был не первой попыткой Перл. Разумеется, она начала не с животных. Она начала с вреда, причиненного неодушевленным предметам, в том числе: испорченная блузка (намеренно столкнулась с Реттом, чтобы его белковый коктейль пролился на нее), смятое крыло автомобиля (во время урока вождения настаивала на том, что Ретт может еще сдать назад) и сломанная модель бурозубки (поставила ее под локоть Ретта, чтобы, когда он пошевелился, она упала и разбилась). Ну да, модель разбилась, а стеклянная бусина, заменявшая ей глаз с вращающимся зрачком, прокатилась по полу и через какое-то время остановилась, уставившись на Перл.

И что?

Ничего. Никакого эффекта. Ретт остался угрюмым, язвительным, несчастным. Он потерял еще один фунт. Затем еще один. Перл знала, что скоро ей придется позвонить в офис доктора Сингха, и уже нельзя будет повесить трубку, которую взяла секретарша. Она чувствовала легкое удовольствие, когда нажимала отбой, услышав недовольное женское «алло».

Перл стиснула зубы и перешла от предметов к живым существам, решив, что настоящий вред могут почувствовать только реципиенты. Она наполнила лейку отбеливателем и наблюдала, как с рассеянной помощью Ретта растения в ящике за окном побелели и сморщились. Она дождалась момента, когда Ретт был в ужасном настроении, сунула ему в лицо телефон со словами: «Твой отец хочет с тобой поговорить», а затем слушала в коридоре грохот неизбежного взрыва. Перл пожертвовала не только растениями, блузками и чувствами бывшего мужа, но и своим телом. Она вставала на пути Ретта, пока тот неуклюже передвигался по квартире, подставляя пальцы ног под его удары, и даже укладывалась головой перед дверью, когда он собирался ее открыть.

И что?

Проблема была в том, что Ретт, похоже, был поражен теми травмами, которые ей нанес: отдавленные пальцы ног и разбитый лоб. Нет, настоящая проблема заключалась в том, что это было намерение Перл; она сама причиняла себе вред, а не Ретт. Нет, не так, проблемой стало то, что это сработало. Ретт стал счастливее.

И дело было не в толковании ситуации. Дело было в самом Ретте. На следующем взвешивании выяснилось, что он набрал целых три фунта, что стало его лучшим результатом. Он снова гулял со своим другом Джосайей. А буквально вчера Перл заметила на ковре его спальни крошки. Ползая на четвереньках, она осмотрела весь пол, взяла одну пальцем и попробовала на вкус. Крошка осталась от печенья. Печенья. Еще год назад она со слезами на глазах умоляла Ретта проглотить ложку овощного бульона. Разве теперь она может остановиться?

Перл пообещала себе, что паук станет самой большой жертвой. Или, может быть, золотая рыбка. И, разумеется, ничего крупнее рыбки.

Перл очень хотела бы поговорить с кем-нибудь о результатах Ретта. Не со своими родителями, которые пять лет назад неожиданно переехали в экопоселение в штате Орегон. Они списали все проблемы на возраст и заявили ей, что она слишком остро реагирует, – это было как обухом по голове. И не с Эллиотом. Перл никогда не была близка со своими сестрами, которые были старше ее почти на десять лет и поэтому всегда казались скорее приятными тетушками, чем сестрами. Когда Ретт заболел, все ее друзья куда-то подевались и теперь только изредка неожиданно приходили на обед или очень долго и утомительно поздравляли с днем рождения. Дни близости и доверия прошли. Перл сама чувствовала себя звездочкой, одиноко маячившей на пустой странице.