Ода абсолютной жестокости - Тим Скоренко

Мой кий собран, я держу его в руке. Отличный баланс, оптимальный вес. Тоже не из дешёвых. Собственно, в императорском дворце не может быть ничего дешёвого.

Зрители торжествуют.

«Господин Киронага против господина Риггера». Чемпион города. Непобедимый Киронага. Честно говоря, если бы я знал обо всех его титулах до того, я бы подумал, прежде чем вызывать его. Теперь отступать некуда. Я – хороший игрок, даже отличный. Я выигрывал у мессира Синтика, когда тот приезжал в Санлон.

С момента вызова прошла неделя. Я учусь читать, как приказал мне Киронага. Я изучаю технологические процессы и экономические принципы, как приказал мне Киронага. Я прошёл половину тренажёров, моя реакция улучшилась в несколько раз. Так и говорил Киронага. Теперь я хочу кое-чего, в чём Киронага мне отказал. Чего он мне не разрешил.

Я вскидываю руки вверх.

– Фу-у! – мычит зал.

Точно так же мычал зал в Санлоне, когда публику приветствовали мои соперники.

Каждое движение Киронаги вызывает овации.

Вперёд выходит статный чернобородый мужчина в ярких, попугайских одеждах. Это глашатай.

– Сегодня! – ревёт он, перекрикивая толпу. Толпа чуть притихает.

– Впервые! – ревёт он ещё громче.

– В императорском зале большого дворца!

– Уникальная встреча!

– Господин Риггер из провинции Санлон!

Если бы им позволили, они бы бросали в меня помидоры. Они презирают меня – демонстративно, наигранно. Они мычат, ахают, кашляют.

– Против многократного чемпиона Оменескорна! Двукратного чемпиона Империи!

Публика впадает в экстаз. Она беснуется, на губах появляется пена, глаза выкатываются из орбит.

– Господина!..

Восторг достигает накала. Сейчас, сейчас их прорвёт, они разорвутся. Мне кажется, что по залу бурлящей пенистой рекой хлынет кровь. Но это мне только кажется.

– Киронаги!!!

Я хочу зажать уши. Все эти чиновники, все эти благородные богатеи, все эти толстосумы и толстощёки, они в восторге, они ревут, они в экстазе. Их красные, разгорячённые лица вызывают у меня отвращение.

И тогда я размахиваюсь и бросаю кий в толпу. Я никогда не промахиваюсь. Кий втыкается точно в глаз какому-то мужчине в первом ряду. Он падает вперёд, обливаясь кровью, но никто этого не замечает. Киронага смотрит на меня внимательно и даёт кому-то знак. Мужчину вытаскивают и несут вдоль бортика к выходу. Его жена, если это его жена, смотрит на меня и кричит. Что-то приветственное, кажется.

Мне подают другой кий, один из тех, что я взял на смену.

Киронага подходит к столу.

– Счёт идёт до десяти побед! – кричит глашатай.

Служка в синей блузе ставит треугольник.

– Первый разбой делает господин Риггер!

Уже совсем ничего не слышно.

Я подхожу к столу.

Разбой.

Сплошной фиолетовый идёт в лузу. Моя игра.

Жёлтый. Чётко, без вопросов. Я играю быстро. Красный. Розовый. Зелёный.

Очень легко. Все выходы верны. Кручёный синий. Оранжевый.

– Четыре, – заявляю номер лузы для чёрного.

Чёрный.

Один – ноль.

Публика ревёт.

Киронага подходит к столу.

Разбой. Фиолетовый с полоской – в лузе. Он играет не хуже меня. Жёлтый. Красный. Розовый. Зелёный. Жёлтый. Оранжевый.

Чёрный.

– Один – один! – провозглашает глашатай.

Публика в восторге.

Шары снова становятся в треугольник.

Мой разбой. Синий сплошной в лузе. Красный – розовый – оранжевый – фиолетовый – жёлтый – зелёный. Чёрный.

– Два – один!

Разбой Киронаги. В лузе синий с полоской. Красный – розовый – оранжевый – фиолетовый – жёлтый – зелёный. Чёрный.

И тут до меня доходит. Он играет не просто хорошо. Он играет шары точно в том порядке, в каком играл их я. В обеих партиях. Это невозможно. Забить с разбоя целевой шар невозможно. Шары ложатся в пирамиду случайно. Попасть с разбоя целевым шаром – значит, иметь безумный навык. Такого не может быть.

Я подхожу к столу. И понимаю, что я боюсь.

Мне плевать, что я чего-то не получу. Мне плевать на свободу, я бессмертен. Вырвусь.

Я боюсь проиграть на глазах у этой толпы. На глазах людей, которые меня не боятся. Потому что они не простят мне проигрыша. И никогда уже не будут меня бояться.

Я никогда не испытывал страха. Ни перед кем, ни перед чем. Теперь я знаю, что это такое. Страх – это когда трясутся руки. Когда ты смотришь не туда, куда должен смотреть. Когда думаешь о постороннем. Страшна не вещь, которой боишься. Страшен сам страх.

Я примеряюсь к битку. Целюсь. Разбой. В лузе красный с полоской. Кладу за ним синий, фиолетовый, оранжевый, розовый, зелёный, жёлтый.

Биток стоит плохо. Нужно играть дуплетом. Заявляю лузу.

Примеряюсь. Толпа ревёт.

Я боюсь. Сейчас я могу промахнуться, и тогда он уже не упустит инициативу.

Я не промахнусь. Нет, не промахнусь.

Удар. Шар катится, ударяется в противоположный борт, идёт к чёрному, толкает его. Чёрный катится к лузе.

Ударяется в щёку.

И останавливается.

* * *

Я просто смотрю, как Киронага легко выигрывает две партии подряд и выходит вперёд.

– Два – четыре! – провозглашает глашатай.

Я чувствую удовлетворение в его голосе.

Я встаю. Я немного успокоился. В горле пересохло. Глотаю прохладную воду.

Надеяться на ошибку Киронаги нельзя. Надо вынудить его на отыгрыш.

Свою партию я беру.

Он – свою. Три – пять.

И снова то же самое. Четыре – шесть.

Пять – семь. Шесть – восемь. Семь – девять.

И каждую партию, каждую грёбаную партию Киронага демонстрирует своё абсолютное превосходство. Он забивает шары точно того же цвета, точно в такой последовательности, что и я.

Восемь – девять.

Толпа бесится. Она жаждет крови.

Киронага подходит к столу и наносит удар.

С разбоя не закатывается ни один шар.

Не знаю, что подумала толпа. Я уверен, что Киронага не ошибся. Он поддался. Намеренно.

Но я не гордый: я приму этот дар. Я беру эту партию.

Девять – девять. Мой выход. Мне нужно повторить то, что я делал уже не раз в этой игре. Мне нужно просто аккуратно положить шар с разбоя, а затем сделать серию. И всё.