Попугай в медвежьей берлоге - Максим Матковский

Склонившись над ноутбуком, я тарабанил по клавиатуре, горела настольная лампа, в кружке дымился кипяток с кипятком. Портфельчик стоял в углу у кровати и позевывал. Работать над учебником не хотелось, хотелось строчить истории – одна упоительнее другой. Бой на саблях с бедуинами, похищение дочки посла Бразилии в Катаре, ночной полет над Эмиратами на частном самолете с миллиардером, погони, перестрелки в Иордане… Вот что я ей сказал:

– Давай или встретимся, или я писать тебе больше не буду. У меня мало времени, у меня совсем нет времени на цветы, давай или встретимся… или я звонить тебе больше не буду. Покажи ноги!

Она прислала мне очередную фотографию ног. На левой ноге чуть выше колена у нее татуировка – бабочка, крылья бабочки – это лица портовых шлюх.

Она сказала:

– Хорошо, только не нервничай. Давай встретимся.

Договорились встретиться на бульваре Шевченко возле фонтана. Я приехал на полчаса раньше. Шатался по бульвару с бутылкой темного пива «Оболонь». Выпил одну бутылку, подошел к фонтану – нет. Выпил вторую бутылку – здорово охмелел. Пиво на голодный желудок – то еще развлечение. Полчаса прошло – для храбрости взял еще одну бутылку темного, денег совсем не осталось. Да и зачем деньги? Она же любит длинные пешие прогулки, ненавидит боулинг и маленьких собачек… ку-ку, женщина мечты! Подхожу к фонтану – нет. Морозище страшный, по бульвару, кутаясь в шарфы, спешно бегут жалкие людишки по своим никчемным делам. Никто из них не читал величайший толковый словарь «Океан Океанов». Каждый хочет казаться важным, не тем, кем он является на самом деле. Ну и пошли к черту. Я сам буду танцевать, это моя любовь, Олечка… дискотека для одного. Придумав песню, я завыл у фонтана, прохожие восхищались моим неземным голосом. Они говорили:

– Да заткнись ты.

– Закрой пасть.

– Замолчи.

Подошел милиционер. Я помахал перед его красной деревенской мордой удостоверением ассистента кафедры Ближнего Востока. Подошел второй милиционер.

– Вы не понимаете, – сказал я им. – Я – профессор. Вон то желтое здание – спросите любого. Назовите мою фамилию. Матковский. Там меня знает каждая собака… точнее, обезьяна… не перебивать!

Они попытались меня скрутить, однако я поскользнулся и оказался на снегу. Ржал, как сумасшедший, и кричал:

– Олечка! Оля! Только тебя одну люблю! Ты одна у меня!

Господин деревенская рожа занес ногу и хотел было меня пнуть под филологические ребра, но тут подошла какая-то высокая женщина с орлиным носом. Она что-то сказала им, и те спешно ушли. На женщине был кожаный плащ.

– Вставай, – сказала она. На вид ей лет пятьдесят.

– Нет. Я жду Олечку.

– Вставай. Я – Оля.

– Ты Оля? – говорю. – Совсем на себя не похожа… Что с тобой?

– Поехали. Надо прокатиться. За углом машина.

Мы сели в машину, доехали до Богдана Хмельницкого и свернули в неприметный дворик. Водила Оля крайне агрессивно, возле станции метро «Театральная» мы чуть не врезались в столб.

– Ну, ты и нализался, – сказала она за столиком подвального кафе под названием «Два бобра». – Зачем так напился?

– Переживал перед встречей, – ответил я.

В кафе, кроме нас, никого, бармен за стойкой протирает белым полотенцем стаканы и смотрит телевизор.

– Извини, Олечка, – сказал я и побежал в туалет.

Там меня долго рвало, а затем, поставив портфельчик на кафель, я несколько раз умылся. Причесался. И вышел уже более-менее отрезвевшим. Глаза красные. Ну?

– Вот тебе бумага, – сказала Олечка. – Подписывай.

– Что это?

– Неразглашение информации.

– ГРУ? – спросил я.

– Так точно, мистер сэр профессор.

– Я в ваши штучки играть не буду. Я ученый… арабист… преподаватель… а не какой-то там…

– Какой-то там кто?

– Вшивый доносчик.

– Ну и много ты зарабатываешь, ученый?

– Достаточно.

– Голова на плечах есть? – спросила Олечка. – Можешь хорошо устроиться. Через год получишь место в каком-нибудь посольстве. Будешь пить коктейли и нежиться под пальмами…

– И что я должен делать?

– Подпишешь бумагу – расскажу.

– Ты обманула меня, Олечка.

– Бывает. Это же Интернет, дурак.

– А я тебя любил…

– Любил? Я тебя тоже любила. Подписывай.

– Нет. Ты предала меня, Олечка. Чьи это были фотографии?

– Одной американской студентки из фейсбука.

– В каком городе она живет?

– Откуда я знаю… куда пошел?

– Я ухожу… прощай!

Она догнала меня в арке.

– Стой… мы даем тебе шанс. Раз в жизни такое бывает… понимаешь?

– Ты предала нашу любовь, – сказал я и побежал по улице Богдана Хмельницкого.

Долго бежал, много падал. И еще разок.

Артур.

Мы встретились с Артуром в пончиковой «Черемуха» недалеко от станции метро «Шулявки». Артур ел пончики и запивал кофе. Выглядел он, как всегда, очень уставшим и очень тоскливым человеком. Между его покалеченными средним и указательным пальцами дымилась дешевая крепкая сигарета. Палец он покалечил на заводе гальванических покрытий. Артур – мой шанс протянуть до зарплаты. Чем он только не занимался: и на стройке вкалывал, и на заводах работал, и вагоны разгружал, и в ракетной части под Киевом служил. Он выслушал меня, почесал лысину и предложил подработку: нужно было прорыть канаву для прокладки телефонного кабеля. Мы сели в его машину и выехали. Он предложил мне двести гривен за один рабочий день, и я охотно согласился.

На месте нас ждал его сутулый отец. Отец расхаживал по занесенному снегом участку перед зданием из голубого стекла и курил.

– А где лопаты? – спросил я.

– Лопаты? Нет, сначала надо землю разрыхлить.

И мы рыхлили землю, твердую, как кремень. Я бил землю ломом, бил молотком, бил ее топором – безрезультатно, все, что мне удалось, так это выковырять пару кучек. У Артура с отцом же работа продвигалась, хоть и медленно, но уверенно. Наконец, умаявшись и стерев руки до крови, я попросил лопату. Мне вручили лопату. Лопата – вообще бесполезный инструмент для рытья промерзшего грунта. Я громко выругался и швырнул лопату в сторону, едва не попав в дорогущий, припаркованный у бровки автомобиль – черный новенький БМВ Х-6… черт бы его побрал. Не автомобиль, а акула, выпачканная нефтью. Агрессивные формы, тонированные стекла.

– Извините, – сказал я отцу и сыну. – Я не могу. У меня кривые руки. Извини, Артур, что потревожил тебя, и спасибо за все.