Обручённые Хаосом - Александра Гринберг

— И упаси тебя Хаос его хоть пальцем тронуть!

— Боюсь-боюсь, ваше котейшество, — он распахнул дверь камеры и склонил голову в дурашливом поклоне. — Извольте на выход, переноска подана.

Едва с неё сняли наручи, Реджина прошествовала мимо с таким видом, будто делает мне величайшее одолжение. К её несчастью, я по займам не мастак, а потому на всю эту кошачью показуху не отреагировал. Обогнал её у самой двери, даже не подумав пропустить даму вперёд, и поманил за собой.

— Пошли, отвезу тебя. Папочка наверняка заждался.

Реджина насупилась, зыркнула недовольно, почти наверняка собираясь отказаться, но затем кивнула.

— Спасибо, Хота, — пробормотала она, зябко обхватив себя руками и словно бы усиленно размышляя о чём-то. — Папа вряд ли ждёт: я предупреждала, что вернусь поздно. Правда, не предполагала, что закончу вечерок за решёткой и под присмотром парочки отменных мудаков, пытающихся заглянуть мне под юбку.

Я демонстративно скосил взгляд на её ноги (в который уже раз).

— С такой юбкой это не слишком сложно. И твои ноги, конечно, охуенны, но нет, Реджина, это не комплимент твоему стилю в одежде.

— Если это и был комплимент, то очень стрёмный, — она выразительно поморщилась. — Боги, Хота, ты что, мой папочка? Почему вообще каждый первый мужик норовит упаковать меня в паранджу и прочесть нотацию? Да как будто это хоть раз срабатывало!

— У тебя странное понимание слова «нотация», — парировал я. И пиджак принялся с себя стягивать — нет, не чтобы прикрыть всю эту порнокрасу, просто сил моих нет смотреть, как она дрожит. — Паранджу захвачу в другой раз.

— Тебе же лучше, если ты пошутил.

Да уж, пошутил. До сих пор изумляюсь, как это оба инквизиторских обмудка остались живы и даже с полным комплектом конечностей. Стоит только вспомнить их похотливые взгляды, внутренний зверь так и рвётся назад, сожрать обоих…

Но тут же затихает, с почти робкой надеждой наблюдая, как Реджина кутается в пиджак и медленно, глубоко тянет носом воздух. Словно бы ей по-прежнему нравится чувствовать на себе мой запах.

Очевидно, что я за все эти годы так и не смог её забыть. Наверное, даже и не хотел забывать. Насколько огромной глупостью будет думать, что и она испытывает то же самое?

— Неужели я и впрямь оставила Олли с этим мудаком Сойером? — горестно вздохнула Реджина, не дав ляпнуть какую-нибудь сопливую чушь, о которой я наверняка пожалел бы уже через две секунды. — И это после всех моих громких обещаний, что в Грейморе ему нечего бояться… О, Хаос, я самый дерьмовый друг во вселенной.

— Переживёт, — бросил я. — И ты тоже. Ночь в одиночке — то ещё развлечение, особенно в компании Сойера, но будем надеяться, у твоего пацана крепкая психика. Аж целых двух оборотней завалил!

— Это был не Олли!

— Допустим, — я пожал плечами. — Но пока улики говорят об обратном. И у меня нет ни одной причины, чтобы верить на слово чужакам и тёмным магам.

— Вот это все твои претензии? Чужак и тёмный маг?

— Ну, ещё я не люблю рыжих… Разве что Эмму, но она красится.

Реджина зыркнула на меня зло, почти с ненавистью — как если бы я говорил не о своей секретарше, а…

Блядь.

Ну да, наша снежинка же не за телепатию так полюбилась зазнайкам из Магистерии.

— А что, грудастые блондинки тебе уже разонравились? — её тигриные глаза метали молнии, однако голос зазвучал ещё слаще прежнего. — Хотя о чём речь: ты ж готов трахнуть кого угодно, лишь бы это была не я.

Я развернулся к ней, едва удерживаясь, чтобы не схватить её и не показать, кого на самом деле я хотел бы трахнуть. Прямо сейчас, без всех этих разговоров.

— Я не сплю с Эммой, — проговорил я жестко. — И ни с одной женщиной из прокуратуры, инквизиции, гильдии магов или кого ты ещё думаешь записать в мои подружки. Ни с одной из тех кому я не могу заплатить. Ревнуй к эскортницам: они видят меня аж раз в три месяца, если у меня вдруг выпадает выходной!

Я, может и рад бы развлекаться почаще. Девушки — очень красивые создания, все такие возвышенные, эффектные, вкусно пахнут и украшают любую фотографию. Да только желание таскаться по девкам у меня пропало примерно… ну да, лет шесть назад, когда Джинни уже почти стукнуло семнадцать. Словно в один миг она вдруг стала такой взрослой, красивой, невероятной и невозможно моей. Всё, что случилось потом, окончательно утвердило меня в одной важной мысли — никто кроме неё не нужен. Никого не хочу больше, чем её, никого так не полюблю, никакую другую женщину не стану впускать в свою постель и жизнь. Кто вообще может с ней сравниться?

Мои светлые помыслы, разумеется, никого не волновали: слухи обо мне как о распоследнем бабнике ходили по Греймору с моих шестнадцати, да так и ходят до сих пор. И пусть ходят — моей репутации прокурора ни одна из этих сплетен повредить не может. Свои регалии я получил не за то, что сплю со шлюхами. Зато ни у кого не возникает вопросов, когда я женюсь и что за подружка сопровождает меня на очередном дурацком приёме.

— А-ах, бедняжка! — издевательски протянула Реджина, прижав руки к груди. — Очень душещипательно, я почти поверила. Ещё расскажи, что хранил для меня свою невинность, и вместе посмеёмся над этой сказочкой.

Она имеет полное право мне не верить. Кто бы поверил после того, что я сделал? Но обиду на эти слова я, как ни силился, задушить не смог.

— Увы и ах, — выдал в тон ей, распахнув дверцу кара, к которому мы подошли уж очень вовремя, — у нас обоих с этим не сложилось.

Не знаю, как она не двинула мне по морде. Я бы даже сопротивляться особо не стал, заслужил ведь… Однако Реджина лишь одарила меня уничижительным взглядом и невозмутимо заметила:

— Это у тебя не сложилось. Я же просто дала тебе отведать того дерьма, которым меня пичкали под видом неземной любви ко мне. Приятного, медвежоночек!

Как ни в чём не бывало она забралась в салон. Мне же вся выдержка понадобилась, чтобы чинно закрыть дверцу, а не долбануть ею от души. Чинить потом заебусь. Да и кар-то уж точно не виноват, что из моей милой кошечки выросла такая сука.

Газ я выжал на максимум. Плевать на правила и на штрафы, которые придут мне утром. Нужно выехать из города побыстрее, свернуть на шоссе, побыстрее добраться до дома Дара и сбыть ему на руки его дочку. Пусть сам с ней разбирается, выдает замуж за клятого Олли, пасёт сутками, как он любит. Пусть вообще делает что хочет! Подальше от меня, потому что…

— Прости, что не всрал ради тебя карьеру, — в ярости выпалил я, рывком выворачивая руль, — не получил когтями по горлу от твоего папаши, не сел в тюрьму… хотя с последним почти получилось! Прости, Джинни, что держал руки при себе и страдал всякой романтической херней вместо того, чтобы присунуть тебе в ближайших кустах! Не подавись!