Без вуали - Кристина Кук

Она вздернула подбородок и смело встретила взгляд лорда Уэстфилда.

– Байрон, – протяжно произнес он с ничего не выражающим лицом. – На мой взгляд, его стихи слишком сентиментальны.

Какое-то мгновение девушка не могла ни пошевелиться, ни ответить. Она сидела неподвижно, как статуя, глядя в бесконечную глубину его глаз и думая о том, что этот человек обрел над ее чувствами особую власть.

Джейн опомнилась через секунду и встряхнула головой.

– Я согласна. Ужасно, чрезмерно сентиментальны!

Она потянулась за томиком и почувствовала, как своими пальцами он погладил ее руку и вложил ей книгу в ладонь. Она втянула в себя воздух, удивляясь не только смелости и безрассудству, но и чувственности его жеста.

– Могу я присесть рядом? – быстро спросил граф.

– Я… да, конечно. – Могла ли она ответить по-другому? Хейден присел на кушетку.

– Я чувствую себя обязанным объяснить вам то, что вы увидели сегодня в библиотеке.

– Нет никакой нужды в объяснении, милорд. То, что я увидела, было совершенно очевидно. Я не хочу обсуждать это.

– Мисс Роузмур, боюсь, вы пришли к неблагоприятному мнению относительно моего характера, и я хочу объясниться раз и навсегда.

– Зачем? Я весьма здраво сужу о людских характерах и довольно быстро узнала ваш. И что бы вы ни сказали, мое мнение не изменится. Первое впечатление – наиболее яркое, милорд, и очень часто самое верное. – Уэстфилд сжал руки в кулаки.

– Вы хотите сказать, что с самого начала безжалостно оценили мой характер?

– Да, именно так. – Она ни за что не изменила бы своего мнения.

– Но вы хоть понимаете бессмысленность подобного заключения? Вряд ли вы всегда правы, торопливо оценивая людей.

– Я оказываюсь права гораздо чаще, чем даже хотелось бы.

Хейден отвернулся от девушки, раздумывая, как бы лучше объяснить ситуацию, затем вновь повернулся к ней:

– То, свидетельницей чего вы оказались сегодня вечером в библиотеке, было лишь нежелательное внимание отчаявшейся женщины. В любом случае я бы немедленно отстранился от нее, вошли бы вы в комнату или нет. Ее объятия были не только нежелательными, но и неприятными.

– Должна заметить, все выглядело совсем иначе, – ответила Джейн. – Хотя это меня совершенно не касается.

– Вас, конечно, это не касается, за исключением того, что я недавно сделал вам предложение. А вы его отклонили. Не хочу, чтобы сегодняшнее недоразумение послужило вам почвой для оправдания своего глупого отказа. Думайте что хотите, но мое предложение было честным и уважительным, уверяю вас.

– Уважительным? Вы называете это уважительным? Позвольте освежить вашу память, милорд. Вы сумели оскорбить меня, когда предлагали себя, словно ценный приз. Я получала много предложений о браке, и ни одно из них не было сформулировано так некрасиво, как ваше.

– И все же, – мягко заметил он, – мое предложение, возможно, было самым честным и искренним из всех.

Джейн с трудом сглотнула, удивленная правдой, прозвучавшей в словах графа.

Он потянулся к ее руке и взял в свою.

– Если я оскорбил вас, мисс Роузмур, извините меня. Я просто не выношу лжи или притворства. Думал, мы подходим друг другу, но не хотел ввести вас в заблуждение красивыми словами и фальшивыми обещаниями любви. Надеялся, что когда-нибудь вы сумеете оценить это.

У Джейн вспыхнули щеки. Она выругала про себя свою собственную, гордость и тщеславие, подумав о том, что и сама всегда стремилась говорить правду. Почему же она не ценит эту черту в других? Неужели она настолько чувствовала себя выше графа? Играя в игры, она надеялась привести его к ухаживанию за ней, что неизбежно окончилось бы его разочарованием.

Глаза девушки затуманились. Все еще не отнимая руки, она с тревогой смотрела на графа. На его лице появилась слабая улыбка. Маска безразличия исчезла, с глаз словно упала пелена. Заглянув в их бездонную глубину, Джейн увидела в них только честность, искренность и неиспорченную высокую мораль.

Она вдруг отчетливо поняла: то, что он сказал о леди Адель, было правдой. Хейден легко и нежно сжал ее руку, и Джейн ответила на пожатие. Горько-сладкая улыбка сожаления появилась в уголках ее рта.

– О чем это вы шепчетесь с моей кузиной, Уэстфилд? – окликнул их Сесил.

Лорд Уэстфилд немедленно отпустил руку Джейн, лишь слегка касаясь ее пальцев.

– Никакого секрета, дружище, о поэзии.

– О Байроне, – живо ответила Джейн, возможно, слишком живо. Она подняла книгу с колен и показала ее родственнику, болезненно ощущая отсутствие контакта с рукой лорда Уэстфилда. Она вдруг остро почувствовала, что между ними что-то произошло. Что-то тонкое, едва ощутимое, но значительное. Ей оставалось только надеяться, что это не осложнит их следующую встречу.

– Какая красавица, Тоулленд! Лучшая лошадь из всех, что я видел в последнее время. И цена подходящая. – Хейден опустил поля шляпы, защищаясь от лучей полуденного солнца. – Как тебе удалось уговорить Биллингсли расстаться с ней, причем по вполне приемлемой цене?

Тоулленд усмехнулся:

– Похоже, Биллингс-Хаус оказался в крайне бедственном положении. Боюсь, виной тому неудачные вечера, которые бедняга Биллингсли провел за покером. Обладая щедрой душой, я, естественно, предложил освободить его от этого зверя. Он согласился на первую же названную мной цену. Думаю, что за дополнительные пять сотен фунтов он продал бы вдобавок и жену.

– Уверен, она стоит гораздо больше, чем пятьсот фунтов, – засмеялся Хейден.

– Да, если она похожа на старшую дочь, тогда, пожалуй, заслуживает достойной цены. – Тоулленд поднял брови. – По собственному опыту могу сказать, что миссис Уильямс, право, лакомый кусочек.

Прекрасный день был окончательно испорчен. У Хейдена сжалось сердце, непрошеный гнев охватил все его существо. Он сделал все, чтобы удержаться, и не расквасить нос этому дуралею. Но поступи он так, пришлось бы объясняться перед Эмили, а он готов был пойти на все, лишь бы та пребывала в полном неведении относительно измен мужа. Граф старался делать все возможное, чтобы обуздать похотливый аппетит приятеля, уводя его подальше от соблазнов, когда это было в его силах. Но он не мог провести всю свою жизнь, удерживая мужа Эмили от блуда.

Эмили заслуживала лучшего. Он буквально рассвирепел, когда узнал о предстоящем браке между Эмили и Сесилом Тоуллендом, детским приятелем его брата. Тоулленд, конечно, был несравненно лучше Томаса, но все же недостаточно хорошей партией для Эмили. Она была редкой драгоценностью: блистательная внешность, добрая и милая и в то же время твердая как алмаз.

Он никогда бы не пережил смерть любимой сестры, если бы не Эмили. Все последующие мрачные месяцы она сидела рядом, утешая его, когда он думал, что остался совершенно один. Тогда она была еще девочкой, но обладала мудростью взрослой женщины.