Дилемма - Бернадетт Энн Пэрис

– Ага. Мне правда что-то нехорошо, ма.

– Тошнит?

– Да. Нет. Ма, ты можешь просто прийти домой? Ну пожалуйста.

Впервые в жизни я уловила в ее голосе настоящую панику. В голове у меня пронеслась мысль о всевозможных ужасных недугах, от мощной желудочной инфекции до менингита.

– Насколько нехорошо? – Я уже вскочила на ноги. – Может, скорую вызвать?

Я старалась говорить как можно спокойнее, но при слове «скорая» мои коллеги стали обеспокоенно коситься на меня.

– Нет-нет, я тебя дождусь, все будет нормально. Ты можешь выйти прямо сейчас?

Я поймала взгляд Полы. Она прервала работу и внимательно смотрела на меня.

– Да, – ответила я в трубку. – Буду дома минут через двадцать, не позже. Как, ничего?

– Да. – Голос у нее сорвался. – Спасибо, ма.

На самом деле мне и десяти минут не понадобилось: Пола настояла на том, чтобы довезти меня, так что я даже не пошла пешком, как обычно.

– Пообещай, что ты нам скажешь, как там дела у Марни, – попросила она, когда я уже выскакивала из машины.

– Наверное, подхватила тот вирус, о котором мы говорили. Похоже, ей очень скверно.

Я думала застать Марни на диване в гостиной, но ее тревожное «Ма!» погнало меня наверх, в ванную. Она сидела на полу. У нее было сильное кровотечение. Я не сразу осознала, что у нее выкидыш.

Позже, в больнице, когда все уже кончилось, мне хотелось задать ей столько вопросов – и столько всего я вдруг начала понимать! Узнав, что ее заявление приняли и она будет учиться в Гонконге, она была на седьмом небе от счастья. Но месяца через два, вернувшись домой на пасхальные каникулы, она уже говорила нам, что не уверена, хочется ли ей ехать.

– Но почему? – Меня поразило, что ей вообще пришло в голову отказаться от такой прекрасной возможности.

– Очень уж далеко. – Мы сидели за ланчем, и она вяло тыкала вилкой в картофелину. – Меня девять месяцев дома не будет.

– Если совсем соскучишься, посмотрим, нельзя ли будет тебе приехать на Рождество, – заметил Адам. Я вздрогнула, зная, что билет в это время года стоит больше тысячи фунтов. Он покосился на меня, и в его взгляде читалось: «Как только она там окажется, все у нее будет отлично. Это она сейчас перетрусила, ей нужно подстраховаться». – И потом, уже слишком поздно отказываться, разве нет? – добавил он.

– Я уверена, полно студентов, которые будут только рады занять мое место, – ответила она, ворочая картофелину вилкой.

– Ты серьезно, Марни? Ты что, правда не хочешь ехать?

– Я не знаю. Мне просто очень нравится здесь, в нашем университете.

Хотя она сидела, склонившись над тарелкой, я заметила, как она покраснела, и подумала: может, у нее завелся новый молодой человек? Но Марни обычно не стеснялась знакомить нас с молодыми людьми, с которыми она встречается. И я решила, что Адам прав и она просто перетрусила, и продолжала так думать, пока не оказалась здесь, рядом с ее больничной койкой.

– Что ты чувствуешь? – спросила я.

– Усталость. Грусть. – Она посмотрела на меня, и в ее взгляде читалась такая боль, что у меня перехватило горло. – Облегчение, – виновато добавила она.

– Тебе уже какое-то время было плохо?

Она помотала головой:

– Нет, я не о том. Облегчение – потому что теперь мне не надо ничего решать. Вряд ли я смогла бы… сохранить ребенка. – Глаза у нее наполнились слезами. – Я знаю, тебе ужасно это слышать, ты-то решила рожать Джоша. Но с тобой был папа. А у меня бы никого не было.

– У тебя были бы мы. Мы всегда у тебя будем, – мягко напомнила я ей. – Мы бы никогда не стали склонять тебя к тому или к другому варианту. Просто убедились бы, что ты знаешь, какой у тебя есть выбор. – Я немного помедлила. – Отец ребенка… он знал, что ты беременна?

Она кивнула. Слезы все-таки потекли.

– Да. Но он дал мне понять, что я не могу сохранить ребенка, что сейчас неподходящий момент.

– Прости, Марни, но… – Я снова помедлила. – Что ты почувствовала, когда он тебе это сказал?

Она нервно щипала одеяло, отчаянно пытаясь сдержать слезы.

– Жутко я себя почувствовала. Я не хотела делать аборт, но знала, что он прав, что он все верно говорит. Я знаю, у вас с папой все получилось, но у нас бы не получилось. Во всяком случае, не сейчас.

– Поэтому ты и сомневалась насчет Гонконга? Потому что не хотела от него уезжать?

– Да.

– А теперь?..

– Теперь я думаю – это даже хорошо, что я уезжаю. Наши отношения… они какие-то нездоровые.

– Вы вместе в университете учитесь?

– Не спрашивай про него, ма. Пожалуйста. Все равно у нас с ним все кончилось. Если бы не это, – она окинула взглядом больничную койку, – ты ни о чем бы не догадалась. Но спасибо… спасибо тебе за то, что ты здесь, со мной.

Нам пришлось подождать, пока ее выпишут. Пока мы ждали, она спала. А пока она спала, я думала о том, кто же отец. Из-за ее нежелания сообщить мне о нем хоть что-то (кроме того, что у них «нездоровые отношения») у меня в голове все перемешалось. Я могла представить себе только одно – что она связалась с кем-то из своих преподавателей. Марни сама не знала, насколько она красива: серые глаза, алебастровая кожа, волосы цвета осенней листвы, вьющиеся от природы, – я бы все на свете отдала за такие. Я разделяла ее печаль, а на него страшно злилась. Как он посмел охотиться на молоденьких девушек? Она еще только на первом курсе, это ее первый год вдали от дома.

Еще одно ее замечание, насчет того, что из их отношений все равно бы ничего не получилось («во всяком случае, не сейчас»), породило у меня ощущение, что я на верном пути. Я представила себе его: тридцать с лишним, женат, есть дети… – и мне захотелось его убить. Меня ужасала сама мысль о том, что Марни позволила себе завязать отношения с мужчиной, который не свободен, у которого уже есть семья. Тут я напомнила себе, что пока не знаю, так ли это. Может, отец ребенка тоже студент. Но если это так, она вполне могла бы мне об этом сказать. Мне было не по себе именно из-за того, что она рассказала мне так мало.

Мне не терпелось поговорить с Адамом, но я не хотела оставлять Марни, пока она спит. К тому же следовало выяснить, не против ли она, чтобы Адам узнал о ее выкидыше.

– Нет! – вскрикнула она, когда я спросила. – Я не хочу, чтобы он знал. И Джош не должен знать. Не говори им, ма. Пожалуйста. Не хочу, чтобы они знали.

Я не нарушила ее волю и никому ничего не рассказала, хотя мне это нелегко далось. Тяжело было скрывать от Адама что-то настолько важное и не иметь возможности с ним поделиться. Я не могла избавиться от мысли, что у нас родился бы внук или внучка, если бы у Марни не случился выкидыш и она бы решила оставить ребенка. Знаю, бесполезно размышлять о том, чего никогда бы не произошло. Но Марни была уже на тринадцатой неделе, и скоро ей пришлось бы принимать решение. А у меня вовсе не было уверенности, что она сделала бы аборт. Я чувствовала, что о таком ее не стоит расспрашивать, и просто втайне скорбела по ребенку, который мог бы появиться на свет, сложись все иначе.