Младший сын. История зимы, что окрасила снег алым - Марина Лаврук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подобные мальчишки часто отличаются нравом ничем не отличающимся от яичной скорлупы, слегка надавишь и они трескаются, разбиваясь на ее глазах. Ничего не стоящие игрушки, на которых можно вымещать злобу, которой было куда больше, чем могли представить себе окружающие. Они легко таяли под давлением ее глаз, никаких лишних движении и стараний. Но человек напротив упрямо продолжал ее раздражать своей наивностью и более того, стоящий за его спиной ужасающий брат не позволял Нине развязать себе руки.
На третий день она решительно оставалась у себя, не намереваясь тратить свое время, но на четвертый вновь ощутила боль задетой гордости и желая добиться своего вновь завалилась в библиотеку. Макото стоял у входа, рукава были закатаны, и он внимательно продолжал читать. Игнорируя это Нина подошла вплотную так что, книга уперлась ей в грудь и взирая снизу-вверх изумрудными глазами ярко улыбнулась. Макото замер, гладя на нее и тяжело вдохнул, приоткрывая плотно сомкнутые губы и ладонь, слетевшая с листов бумаги потянулась к щеке девушки напротив. Нина ликующе замерла, прикрывая глаза, как вдруг ее нижнее веко отдернули и Макото сморщив брови внимательно смотрел на ее глаз.
— Посмотри на верх, — сухо сказал он.
Ошарашенная девушка широко распахнула глаза и послушно посмотрела выше.
— У тебя переутомление, желательно отоспаться и пересмотреть рацион, а, — он посмотрел на бутылку в руках девушки и осторожно забрал ее, — с алкоголем тоже лучше на время завязать, — невозмутимый юноша отошел, ставя бутылку на столик и продолжил читать.
— Ты издеваешься надо мной? — приподняв бровь возмутилась Нина.
— Думаю ты издеваешься над собой, раз доводишь тело до изнеможения, — он закрыл книгу и обернулся на испепеляющую его взглядом девушку, — стоит лучше заботится о себе, Иошихиро делает так же, но ему свезло и его организм достаточно сильный. Я уверен, что и ты достаточно сильна, но все же твое тело хрупкое и рано или поздно это может дать осложнения.
— Ничего подобного, до изнеможения меня доведешь разве что ты, — прорычала Нина.
— Я никак не влияю на твою жизнь и поэтому не могу оказаться в списке факторов, так что, — он пожал плечами тяжело глотнув от испепеляющего взгляда.
Раздраженная Нина вышла прочь, не желая больше времени тратить на этого мальчишку.
Утро новоиспеченной императрицы всегда начиналось невыносимо шумно, замученный муж Мины всюду следовал за ней помогая перемещаться для решения дел, а до еды в плотном графике дело так и не дошло. Завалившись в кресло в большом зале дома семьи Нина ощущала с какой болью пульсируют ее ноги, а живот жалобно сжимается, но сестры уже спали, а сил даже добраться до кухни казалось не было. Сомкнув режущие от боли глаза, словно в них были мелкие частички песка, Нина хотела провалиться в сон, но робкие шаги и звук приоткрывающихся раздвижных дверей заставили ее прийти в себя и изумленно замереть. Одарив Нину приветственной улыбкой юноша в синих одеждах прошел с небольшим подносом ближе ставя его на столик рядом и отдалившись на пару шагов сел на пол. Нина осмотрела несколько небольших блюдец: рис, овощи, рыба и, казалось бы, сок моркови в чаше. Молча перевела взгляд на Макото:
— Я заметил, что тебя не было ни за завтраком, ни за обедом и ужином, едва ли ты успела поесть где-то, но даже если так, выпей хотя бы сок, он полезен для глаз, — прошептал Макото.
Девушка улыбнулась в несвойственной ей неуверенной манере и медленно принялась к трапезе. Макото молча смотрел перед собой лишь улыбаясь, когда она убирала пустое блюдце.
— Почему ты обращаешься ко мне на «ты»? — взяв в руки бокал с ненавистной оранжевой жидкостью спросила Нина.
— Ко мне как-то завалилась твоя громкая сестра и долго возмущалась, что так нельзя, я решил последовать ее совету, да и ты вроде не против, — Макото пожал плечами неловко улыбнувшись.
— Нана значит, — Нина улыбнулась и кривясь от вкуса выпила все содержимое, — спасибо, мне теперь намного лучше.
— Тогда я пойду, — Макото прощаясь поклонился.
Нина, провожая его взглядом облокотилась на спинку кресла закрывая глаза. Утром же очнувшись в своей постели от рассветного солнца вяло устало протерла веки и поднялась, подходя к зеркалу. Рыжие волосы были заплетены в слегка разлохматившуюся косу, но она отчетливо помнила, что не убирала волосы, да и до спальни бы сама не добралась.
Лучший источник сведении в этом доме — Нана и ее соратник Тина. Найдя младших Нина быстро выяснила, что ее действительно спящей отнес Макото и впервые за всю жизнь щеки девушки воспылали красным. Ее возмущало насколько же она довела себя, что даже не проснулась от чужих касаний, но еще больше возмущало, что эти касания были столь желаемы для нее бодрствующей, но достались спящей! Решая дела, она не могла дождаться вечера и наконец пришла в библиотеку, чтобы отчитать его, но от чего-то при виде невозмутимого лица человека за столиком, что-то в груди жалобно сжалось, не давая сделать вдох. Вся уверенность куда-то улетучилась, заставляя злиться на саму себя, а ласковая улыбка и заботливое:
— Как прошел день?
Окончательно заставили коленки дрожать. Возмущенная собственной реакцией Нина прошла вперед, села напротив столика и внимательно смотрела на Макото. Он точно готов был зарыться в книге от столь наглого взгляда. Девушка замерла, осознав страшное, она не хочет ломать скорлупу вокруг него, не хочет проститься с ним на следующее утро, она хочет слушать его рассказы…
— Сложно, наверное, приходится? — Макото поднял черные глаза глядя на растерянную девушку.
— Думаешь если я женщина мне не справиться? — ухмыльнулась Нина.
— Какое это имеет значение? Разве людям не может быть сложно в равной степени как мужчинам, так и женщинам? Думаю, только тебе все-же приходится чуть сложнее, чем остальным.
— С чего это вдруг?
— Ты слишком боишься сказать, что тебе тяжело, потому что продолжаешь показывать всем свою сильную сторону, — тихо проговорил он.
— А что если у меня нет слабых сторон?
Макото внимательно посмотрел в лицо девушке напротив и опустив глаза выдохнул:
— Ты плачешь во сне.
Нина широко распахнула глаза застыв, в ее голове пронеслось сотни ругательств, а столик у которого они сидели мысленно уже был опрокинут, но в