Иллюзия победы. Часть вторая. - Ник Фабер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А разве, вы уже не согласились?
— Вопрос с подвохом, — возразил Риваль. — Сложно дать иной ответ, когда тебе угрожают смертью.
— Так ведь ничего не поменялось, — Лаплас развёл руки в стороны. — Ваша жизнь по-прежнему в наших руках.
От услышанного Риваль едва не рассмеялся.
— О, то есть ваша ужасная организация наконец опустилась до банального шантажа?
— Шантаж — не более чем инструмент, — возразила голограмма. — Нам важно сохранять свою деятельность в тайне. По крайней мере до определённого момента.
— Да, я наслышан о том, как ваши люди умеют заметать следы. Смерть профессора Лазарева прекрасный пример вашей работы. Как и многих других.
— Верно, — кивнула проекция. — К несчастью, иногда нам приходится использовать весьма жёсткие методы решения проблем. Это неизбежно. Нельзя приготовить яичницу не разбив яиц.
— Удобная точка зрения для повара.
— И она меня устраивает.
Риваль бросил мяч на диван и встал на ноги.
— Я просмотрел огромное количество документов о вашей деятельности в Вердене и за его пределами. Очень подробных документов. Почему...
— Почему вам дали к ним доступ? — закончил за него Эолия. — Это вы хотите спросить?
— Да.
— Потому что для той работы, которая вам уготована, вам потребуется понимание широты наших действий, Риваль. Всё далеко не так просто, как вам кажется. Пойдёмте. Мне есть, что вам показать.
Голограмма отошла от стены и направилась к выходу из квартиры, в которой жили Блауман и Линфен.
Потратив несколько секунд на размышления, Риваль прикинул, что происходящее всё равно будет куда интереснее, чем его обычное времяпрепровождение, проходящее за изучением бесчисленных архивных документов, отчётов и прочего. Так что он последовал за проекцией. Ну и не стоило отметать тот факт, что ему было просто интересно, к чему всё это приведёт.
В любом случае, как бы он не язвил над своим собственным положением, правда заключалась в том, что его жизнь действительно находилась в руках этого... человека. Ну или кем бы он там ни был на самом деле.
Так что он несколько мгновений думал, а затем вышел из квартиры следом за голографической проекцией Лапласа. К слову, хозяин этого места просто прошёл сквозь дверь, как какое-то чёртово приведение.
Короткий спуск на лифте и пару коридоров спустя, они вышли на «улицу», если её можно было так назвать.
За всё проведённое здесь время Риваль уже успел привыкнуть к тому, что мир вокруг него загибался вверх, создавая сферу, на внутренней поверхности которой и располагались жилые поселения для тысяч членов Фонда Лапласа, что обитали на станции.
Конечно же, по началу это место не переставало его удивлять, но даже самые впечатляющие вещи со временем превращаются в обыденность.
У выхода из здания их ждал белоснежный флайер, похожий на сплюснутую каплю из белого пластика и металла. Точно такой же, каким в своё время воспользовалась Фарлоу, чтобы доставить его и Шан в зону, где строились врата.
Риваль до сих пор не мог поверить в то, что эта штука будет работать, но видя то, как энтузиазм Линфен с каждым днём становился только сильнее, уже начинал сомневаться в собственных выводах. Может быть, у них и правда всё получится. Кто знает.
Двери флаера плавно поднялись вверх, открывая рассчитанный на четырёх человек салон.
— У вас, что по всей этой чёртовой станции распиханы проекторы?
— Это мой дом, Риваль, — улыбнулась голограмма Лапласа. — Я в нём хозяин.
— Очень информативно. Так, что это за работа, с которой не могут справится ваши собственные люди? — спросил Риваль, когда дверные панели аэрокара встали на место и тот плавно поднялся в воздух. — И почему вам требуется привлекать для неё похищенного вами же аналитика верденской разведки?
Сидящая напротив него в кресле голограмма ответила не сразу. Хотя, правильнее будет сказать, что ответила не она, а идущий из размещённых внутри флаера динамиков голос, но сейчас это было не так важно.
— Риваль, вы когда-нибудь слышали о Демоне Лапласа? — спросила голограмма, пропустив мимо своих несуществующих ушей ремарку про «похищенного».
— Кажется Рита назвала вас демоном, или что-то в этом роде, — хмурясь припомнил Блауман.
Услышав это, проекция мужчины улыбнулась.
— Нет, я не совсем это имел в виду. Демон Лапласа — это умозрительный эксперимент. Жвачка для мозгов, если хотите более простое определение. Его высказал в тысяча восемьсот четырнадцатом году французский математик, Пьер-Симон Лаплас.
— Родственник?
— Нет, лишь однофамильцы, — усмехнулась проекция. — К Эолии и его семье этот человек не имел никакого отношения.
— Почему вы всегда говорите об Эолии Лапласе в прошедшем времени? — спросил Риваль, наблюдая за тем, как за стёклами аэрокара проносится пространство «Внутренней Догмы» — внутренней части станции «Голгофа», где по внутренней части сферы располагались небольшие городки для жителей Фонда.
— Потому, Риваль, что я — это не он. Поэтому я и задал вам свой вопрос.
— Об этом Демоне?
— Именно.
— Почему?
В этот раз на ответ потребовалось чуть больше времени.
По лицу сидящего перед Ривалем голографического фантома промелькнуло нечто. Что-то среднее между озабоченностью и нервозностью, словно этот разговор не нравился ему так же, как собственное положение не нравилось самому Ривалю.
— Суть этого эксперимента в представлении вымышленного существа, — заговорила голограмма. — Существа столь всеведущего и могущественного, что оно способно предсказать и осмыслить положение абсолютно каждого объекта в нашей вселенной. И не просто осмыслить, но управлять ими. Изменять и влиять на них. Такому существу было бы подвластно само время. Ведь настоящее для него являлось всего лишь следствием прошлого и очевидной причиной будущего.
Голограмма поджала губы, будто человек, неожиданно вспомнивший что-то плохое.
— Я — это своеобразная насмешка над этой концепцией. С этой станцией, со всеми технологиями и ресурсами фонда я представляю собой нечто подобное Демону Лапласа. Благодаря системам квантовой связи я способен связаться с агентами и сотрудниками Фонда мгновенно. Где бы они не находились. Благодаря действиям и открытиям Эолии, я знаю наше прошлое, по крайней мере часть его. И поэтому наше настоящее для меня — это явное следствие того, что произошло из-за бегства Эллинов. И в то же самое время, все события, которые сейчас происходят, не важно идут ли они в разрез с планами Фонда Лапласа или же нет, становятся причиной выстраиваемого нами будущего. Будущего, у которого только один закономерный итог.
—