Малахитовый лес - Никита Олегович Горшкалев

– К счастью, – прохрипел Орион, наблюдая, как войска Кабинета подбивают тех отрядовцев, кто ещё надеется удрать. – К счастью, – повторил он, – к вам в штаб заглядывал наш полуартифекс. Мы помогаем вам! Можете называть нас отрядом, но никакого отношения к Цингулону мы не имеем. Нас четверо, и один из нас, настоящий полуартифекс, благополучно вызволил всех до единого черновых из тюрьмы.

– Если память мне не изменяет, – сказал командир, – а она единственная верна мне в последнее время, вы сейчас направлялись в тюремное здание. Если же вы всех спасли, и тюрьма теперь пустует, зачем вам туда идти? – насмешливо спросил он.

– Чтобы убедиться, что это так, – проворчал Орион.

– Убедиться, что заключённые спасены? Вы не поддерживаете со своим другом полуартифексом связь? Что же у вашего маленького отряда всё так неслаженно, – смеялся им в лицо командир.

«Облезлый хвост, – услышал у себя в голове Орион. – Скажи это Гарму: облезлый хвост».

– Облезлый хвост! Облезлый хвост! – завопил, как не в себе, Орион, широко разевая пасть. Астра с недоумением поглядел на приятеля, но, услышав в голове тот же голос, подхватил вопль.

Гарм рассмеялся, держась за бока, и сказал:

– Странный вы всё-таки выбрали пароль, горе-спасатели! Ваш полуартифекс заглядывал в мой рабочий кабинет в Кабинете. Я чуть не подавился кофеем, когда он выпрыгнул передо мной. Да, пароль верный. Не волнуйтесь, мы стреляли в вас холостыми малахитовыми пулями – они не ранят, только заставляют вас чувствовать боль. Кровь тоже не ваша – бутафорская, для пущего устрашения. Сейчас я вас… – Гарм наклонился к ним, достал из кармана простенькую малахитовую кисть в цельнометаллическом футляре и капнул им на раны ластичного геля. Орион грязно ругался, и Гарм уже собрался отпустить очередную колкость, но ему не дал мягкий, вкрадчивый голос, разлившийся сразу со всех сторон, и его слышали все, кто сейчас находился на ракетодроме; голос успокаивал, кротко усмирял – он оборвал и заглушил пальбу, перебранку двух армий, грохот и гул последних удирающих от возмездия кораблей отряда:

– Астра, вижу, тебе никак не дают сказать кое-что важное, что ж, дай-ка я скажу за тебя: нам всем давно следовало покинуть этот комплекс, потому что от него скоро останутся лишь руины. Цингулон оставил на прощанье несколько малахитовых бомб. Так сильно он не хочет, чтобы мир узнал о его злодеяниях. Прости меня, Орион, но не мог бы ты одолжить мне пролитую бутафорскую кровь, раз она тебе больше не пригодится? Исключительно в целях всеобщего спасения. К слову, я уже успел переговорить с Агнией, и она без промедления согласилась отдать свою, настоящую.

Орион неловко и как-то неуверенно кивнул: неуверенно не оттого, что не хотел делиться бутафорской кровью, а потому что сомневался, нужно ли было что-то отвечать. Бывший отрядовец смотрел огромными глазами на великана с чёрной обсидиановой шерстью и длинными шакальими ушами, и отчего-то они горели внутри золотом, как звёзды.

Полуартифекс опустил остроносую морду, глаза его были закрыты, он согнулся, будто бы что-то давило ему на плечи. Его поза выражала какую-то неугнетённую покорность и примерную скромность. В руке он держал копьё с рубиновым цветком папоротника наконечником вниз, а на груди у него алел искренник.

– Астра, а ты? Не пожертвуешь ли своей пролитой крови на благое, мирное дело? Я не сомневался в тебе. А что про вас, командир Гарм? Своей вы точно не пожалеете. Я наслышан про то, сколько раз она орошала поля сражений, и сражения те были честные и справедливые. По крайней мере, с вашей стороны. Что у вас сейчас за взгляд? Зря вы об этом думаете: только пули переведёте. И не сосчитать, сколько раз за сегодня я говорил эту фразу, – светлая улыбка тронула губы полуартифекса. – Ваши прошлые мысли были занимательнее. Я возьму на себя ответственность озвучить их при всех: если же мысли добрые, зачем их стыдиться и тем более скрывать? Ну так вот: разведка, то есть я, доложил вам, что в отряде Цингулона служит и обучается довольно много молодых кинокефалов. Поэтому, когда в вашем штабе велась подготовка к штурму базы Цингулона, ваш приказ брать пленников живыми не заставил себя ждать. По этой же причине вы заговорили с Астрой, тем кинокефалом, которого приняли за отрядовца; и всё просили артифекса, чтобы вы не ошиблись, просили, чтобы Астра вдруг не выхватил оружие и не пустил в вас пулю, подписав себе смертный приговор. «Мне больно его убивать», – подумали вы в ту минуту. Вы не представляете, как мы истосковались по доброму сердцу! Ладно, время не ждёт. А между тем нас ждут дела. Прошу, не пугайтесь и оставайтесь на местах.

Полуартифекс закрыл глаза. Каменный грохот сотряс ракетодром – так малахитовые бомбы дробили стены, пробивая себе путь и летя, как приручённая хищная птица навстречу своему сокольнику, и крича, как приручённая хищная птица. Перед полуартифексом ровно в ряд в воздухе зависли четыре мигающие, отполированные до блеска малахитовые бомбочки.

Репрев присел перед ними, наклоняя голову набок и с любопытством разглядывая, как внутри них перетекало зелёное солнце.

– Перед вами – малахитовые бомбы, личная разработка доктора Цингулона. Одной такой бомбы достаточно, чтобы стереть с лица земли остров Буйный. Но осторожный доктор оставил четыре таких бомбочки всего лишь для уничтожения одной военной базы. Цингулон – настоящий транжира. Поговаривают, что в обычной жизни он тоже любил сорить сильфиями, но чтобы так мусорить! Ого! И всё ради того, чтобы наверняка замести следы своих преступлений. Используя свой гениальный интеллект, я лишь взглянул одним глазком на бомбы и уже сосчитал в уме, сколько нам осталось времени до того, как…

– Репрев, – многозначительно кашлянул Астра, приложив кулак ко рту, – у меня, конечно, зрение не очень, но очки я не ношу только потому, что все говорят, что у меня красивые ресницы. Но мне кажется, я вижу… вижу на этих бомбочках табло обратного отсчёта времени?

Репрев обошёл их кругом, нагнулся, сложил руки за спину, убедившись в правоте Астры, поцокал языком и игриво воскликнул:

– И правда! Какой я невнимательный… На чём я остановился? Ах да, так вот, у меня ещё есть время, чтобы всё исправить.

Репрев хлопнул в ладоши, а за ним последовал совсем другой хлопок, беспощадно рвущий барабанные перепонки, свистящий и шипящий, рыкающий, как хтонический зверь. Звёздный плащ встрепенулся, развеваясь и гудя колоколами, – это вихрь вздёрнул его за подол. Вихрь сбивал всех с ног, унося подальше от рокочущих сопел