Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - Владимир Голяховский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда Моня Гендель пустил в народ новую шутку: «еврейская жена — это не роскошь, а средство передвижения».
* * *
Родственников в Израиле у Рупика не было, но он получал письма из Америки от Евсея Глинского. И потому попросил Евсея помочь ему, написал иносказательно: «Один мой хороший знакомый, врач, помнит пример и совет своего друга; он хочет поменять работу и решил переехать в теплые края, но не знает, как туда попасть. Ему нужна помощь от родственника. Жена и дочка хотят ехать с ним».
Глинский все понял и сумел найти в Израиле однофамильцев Рупика, семью давних выходцев из России. Он написал им о Рупике и просил послать ему в Москву письмо-приглашение. В Израиле все знали, что эмиграция из России разрешалась только с целью воссоединения разрозненных еврейских семей. На самом деле родственных связей было мало, и приглашения присылали абсолютно чужие люди, выдавая себя за родных. Выдуманные родственные связи проверять не пытались, это было невозможно.
И вот Рупик вскоре нашел у себя в почтовом ящике толстый конверт. В письме было написано: «Мы обращаемся к правительству Советской России с просьбой разрешить нашим родственникам (шло перечисление членов семьи Рупика с указанием дат их рождения) воссоединиться с нами в государстве Израиль. Эти люди — наши самые близкие родственники, мы тоскуем о них и просим проявить понимание и милосердие и разрешить им выехать из России для воссоединения с нами». Подписи «родственников» были заверены печатями.
И с того времени потянулись для Рупика тяжелые месяцы унижений и оскорблений при оформлении документов на выезд.
* * *
Первый шаг — отнести приглашение от израильских родственников в ОВИР в Колпачном переулке и получить анкету. Рупик пришел гуда к открытию, но оказалось, что уже стояла очередь из евреев с такими же письмами.
Шли переговоры:
— Вы в первый раз подаете? А я уже в третий.
— Сколько вы ждали отказа?
— В первый раз полтора года, во второй раз еще полгода.
— Почему отказывали?
— А я знаю? Они не говорят. Отказали, и все.
— Что, нет никакой возможности узнать причину отказа?
— Никакой.
От этого разговора Рупик сразу погрустнел. Наконец подошла его очередь протиснуться к окошку приемов. Хмурая молодая женщина буркнула, не глядя на него:
— Что у вас, куда подаете? Сколько людей? Покажите письмо.
— Я в Израиль. Нас трое. Вот письмо.
Она презрительно поморщилась, просмотрела письмо и так же, не глядя, протянула три толстых буклета — анкеты на выезд. От ее поведения он в первый раз почувствовал себя униженным. Это была первая ступень.
Вторая ступень унижения заключалась в самих анкетах, которые он открыл дома. Там были сотни вопросов, каждому надо указать всех родственников, вплоть до дедушек и бабушек, с датой и местом их рождения, перечислить место жительства, указать место работы за последние десять лет. К этому необходимо добавить свидетельство о рождении, о браке, выписку из домовой книги. Особым издевательством было требование представить характеристику с места работы, заверенную «треугольником»: административный, партийный и профсоюзный руководители должны были поставить свои подписи. Если человек не работал, нужно представить справку из домоуправления.
Эти документы открыто подставляли уезжающих под оскорбительную критику со стороны сослуживцев и соседей. Их осуждали, косились на них, как на предателей, устраивали собрания с осуждением. Это была вторая ступень унижений.
Теперь предстояла третья: просить характеристику с места работы. Рупик знал, как презрительно посмотрит на него главврач поликлиники, бывший полковник КГБ. Он спросил Мишу Цалюка:
— Ты думаешь, главный врач подпишет мне характеристику?
Цалюк сказал, улыбнувшись:
— Я секретарь партбюро, я тебе такую характеристику напишу, что в ОВИРе будут плакать от восторга. Я первый и подпишу, и заставлю подписать других. Они сделают, что партия прикажет.
Потом Рупик долго собирал необходимые справки и тоже чувствовал себя униженным. Когда он был профессором, стоило ему появиться в любом учреждении, его встречали улыбками и старались услужить. Теперь надо было сидеть в понурых очередях, потому что делопроизводительницы затягивали любое мелкое дело. Рупик купил несколько коробок шоколадных конфет и подсовывал каждой, чтобы задобрить.
* * *
В ОВИРе заявления и анкеты рассматривали многие месяцы, а то и год и два. Ожидание решения становилось четвертой и самой мучительной ступенью унижения. К тому же по правилам нельзя было вывозить с собой никакие личные документы, в том числе дипломы об образовании, о научной степени или ученом звании, список научных работ (если таковые были). Все это полагалось сдавать в Министерство иностранных дел для снятия копий, но оригиналы там часто пропадали. Поэтому люди не доверяли им свои документы. А кому тогда?
Дипломатических отношений между Советским Союзом и Израилем не было со времен Шестидневной войны 1967 года. Интересы Израиля представляло посольство Голландии, находившееся в Калашном переулке. Вся бумажная работа шла через это посольство, туда подавали свои дипломы и другие личные документы для отправки в Израиль. Была у людей и масса других просьб в Израиле, которые тоже передавали в голландское посольство. Каждое утро вдоль стены старинного двухэтажного особняка выстраивалась длинная очередь. Во второй раз надо было явиться за получением израильского ответа.
В любую погоду: в холод, снег, дождь и жару — часами стояла длинная очередь тесно подпиравших друг друга людей. Милиция не разрешала устраивать очередь до 8 часов утра. До этого времени все прятались во дворах переулков и пугливо выглядывали оттуда, а потом вприпрыжку толпой бежали к посольству. Случалось много скандалов, столкновений, некрасивых сцен. Хмурые милиционеры строго следили за порядком и грубо выволакивали из очереди скандалистов. Очередь оттесняли к стенке и отделяли от тротуара загородками. В очереди шел обмен разными сведениями: ни у кого из уезжавших не было никаких знаний о том, как проходит их путь и какие их ждут испытания. Сведения поступали из писем уехавших и передавались друг другу в деталях. Люди разговаривали:
— У моего знакомого физика все дипломы пропали в архиве МИДа. Пришлось восстанавливать заново.
— Им ни в чем нельзя доверять.
— А что вы знаете об устройстве физиков в Израиле?
— Там ученые головы на вес золота ценят.
— А музыканты как устраиваются?
— Смотря какие музыканты. Хороших берут в оркестр, а посредственные играют на тротуарах.
— Теперь половина евреев едет в Израиль, а половина в Америку
— А в Америке как устраиваются?
— Как-то устраиваются. Если там есть ранее приехавшие родственники, они помогают.