Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №9 - Журнал «Домашняя лаборатория»

сказал Туруканов, — у вас же за этот месяц заплачено…" "Разве? — удивился Данилов. — Но я к вам, Григорий Евгеньевич, по иной причине… Говорят, вы галстуки раздаете…" "Какие галстуки, помилуйте, Володенька?" — строго сказал Туруканов. "Канадские". "Какие канадские? — пожал плечами Туруканов. — Что за шутники послали вас ко мне?" — Но было видно, что он смущен. "Мне неудобно говорить вам об этом, выходит, что я вымогаю у вас какой-то галстук, — сказал Данилов, — но и мне неловко, я встретил вчера альтиста Вернье из Монреаля, он между прочим спросил, как мне понравился переданный вами галстук…" — Насчет встречи с альтистом Вернье Данилов от волнения приврал, но у Туруканова слова об этой встрече не вызвали сомнений. "Но, Володенька, — сказал Туруканов тихо, пряча глаза, — зачем вам галстук, вы ведь носите бабочки?" "Да, бабочки,

— подтвердил Данилов. — Но я и костюмы надеваю. Однако разве тут в галстуке дело?" Туруканов молчал, бумаги оставил. "Нам надо спешить, — сказал Данилов, — давайте я возьму галстук и пойду…" "Нет здесь никаких галстуков! — чуть ли не плача произнес Туруканов. — Я не захватил… Может быть, ваш, Володенька, дома найдется…" "А это что у вас из пакета торчит?" — спросил Данилов, ощущая в себе бестактную напористость. "Где? Из какого пакета? Ах, из этого?" Из пакета, устроенного на стуле, ничего не торчало, но на красивой бумаге с цветочками имелись английские слова, возможно, сообщавшие название галстучной фирмы. Туруканов стал объяснять Данилову, что это так, мелочи, их лично ему подарили канадские друзья, а он, от себя, намерен сделать приятное хорошим людям. "Кому?" — решительно сказал Данилов, будто пистолет в руке держал. Туруканов ответил. Имелись в виду один из дирижеров, концертмейстер, влиятельный общественник, словом, все полезные люди. Данилов сказал: "Не только ведь я галстук жду, но и вся альтовая группа". "Да что вы, Володя, — рассердился Туруканов. — Я, конечно, посмотрю дома, не оставили ли вам канадцы галстук, но уж от этих бредней об альтовой группе вы меня увольте… Да и что это за артисты, которые только о тряпках и думают… Вам я и вправду посмотрю…" Туруканов, видно, решил отделаться от бестактного альтиста, к тому же редактора стенной газеты "Камертон". Он открыл пакет и, покопавшись в нем, со вздохом потянул синий в белый горошек галстук, но галстук сразу не кончился, а оказался длинным, таким, будто бы имел продолжение в квартире Турукановых на Сивцевом Бражке. Он как бы разросся, стал шириной в полметра и пошел пятнами, словно был сшит из цветных лоскутов. Отчетливо проглядывались на полотне галстука как бы вдавленные в него носовые платки, фотографии с видами провинции Квебек и реки Святого Лаврентия, пластинки и магнитофонные ленты, лезвия бритв, носки, дважды дамские колготы, одни в листочках, другие в черных сердцах. Туруканов потел, говорил в отчаянии: "Что же это? Откуда это?", пыхтел, однако вытягивал и вытягивал галстук, остановиться не мог. Лишь когда галстук занял чуть ли не полкомнаты, из пакета объявился его конец.

"Фу-ты! — расстроился Данилов. — Опять я сгоряча перестарался…" Туруканов же в испуге и растерянности ходил вдоль возникшего из пакета галстука, все желал дотронуться до странной и, возможно, бесполезной вещи, но и руку то и дело отдергивал от галстука, боясь обжечься. "Как же это? Откуда это?" — повторял он и с неким опасением взглядывал на Данилова.

Позвонил телефон. Туруканов не сразу поднял трубку, будто и из трубки могло что-то выползти или выстрелить. Данилов тут же, хотя и стоял от телефона метрах в трех, услышал крик жены Туруканова. "Все улетело! — кричала она. — Улетело все!" "Что улетело?" — спрашивал Туруканов. "Все! Все! Все! Галстуки, пластинки, колготы, все!" "Куда улетело?" "Откуда я знаю, куда улетело! Куда-то! Сквозь стены! От нас!" "Успокойся, — говорил Туруканов, — вызови врача!" "Ты думаешь, врач все вернет?!" Повесив трубку, Туруканов опять в испуге посмотрел на Данилова и пробормотал: "Как же это? Ведь этого не может быть! А? Как же это?" Данилов пожал плечами и вышел из комнаты. "Неужели взносы у меня действительно уплачены?" — опять удивился Данилов. Коллеги обступили его.

"Есть у Туруканова один большой галстук, — сказал Данилов, — а обычных, выходит, что и нет…"

После репетиции альтист Чехонин спросил Данилова, отчего он не едет домой.

— Мне "Свадьбу" играть, — сказал Данилов.

— Да ты что? — удивился Чехонин. — Ты сегодня свободный. Я играю.

Данилов побежал к инспектору оркестра, выяснил, что две недели назад плохо изучил расписание. С ним и прежде случалось такое. Однажды за неявку на утренний "Золотой петушок" он получил выговор и не смог поехать на гастроли в Монголию. Теперь бы Данилову пуститься в Останкино, насладиться домашним уютом, поспать, но он после некоторых колебаний решил послушать "Свадьбу Фигаро" из зала. И когда стал слушать, понял, что он не знал как следует этой музыки! Был же случай у них в театре. Контрабасист, игравший в оркестре лет сорок и отправившийся на пенсию, достал по знакомству билеты на "Кармен", привел в театр внука. В первом же перерыве он прибежал в яму, чуть ли не закричал: "Музыка-то какая! Увертюра-то какая! Опера-то какая! Я-то всю жизнь думал, что в ней только пум-пум, а в ней, оказывается, и та-ра-ра-ра. " — и пропел тему тореадора. В яме Данилов играл "Свадьбу Фигаро" десятки раз, а из зала слушал ее впервые. Поначалу он сидел открыв рот, потом стал петь. Текст оперы он знал наизусть. Но Данилов не только пел, а и несколько раз, забывшись, обращался со словами: "Музыка-то какая! Ансамбль-то какой!" — к старичку, сидевшему прямо перед ним, при этом чуть ли не за плечо старичка хватался в восторге. Старичок поначалу смотрел на Данилова удивленно, потом стал сердиться, попросил Данилова помолчать, сказав, что люди на сцене поют лучше. Да и другие зрители из ложи с шиканьем оборачивались в сторону Данилова. Данилов смутился, пел он теперь про себя и оркестр поддерживал про себя, однако нет-нет, а срывался и чуть слышно звучал в ложе бенуара.

Оркестр моцартовским составом играл хорошо и без него, Данилова, да и можно ли было плохо играть эту музыку! В антрактах Данилов не ходил ни в яму, ни в буфеты, он не хотел спускаться в быт. Тихо сидел в ложе бенуара на гостевом стуле, устроенном ему капельдинером Риммой Васильевной. Весь был в Моцарте.

После третьего антракта он сконфузился. Он заснул и проспал минут пять. Лишь при звуках дивного голоса Керубино, не явившегося на военную службу, Данилов проснулся. Как он ругал себя! Но тут же себя и простил. Ну, заснул, ну что