Сочинения в трех томах. Том 3 - Майн Рид

— Вабога не точен в своем слове: он опоздал на свидание, — с легким упреком произнес по-индейски вождь. — Теперь уже за полночь, а Вабога знает, что мы должны напасть на переселенцев до восхода солнца.

— Желтый вождь напрасно беспокоится о времени, — спокойно возразил на том же языке индеец. — По совету Вабоги бледнолицые остановились на ночь неподалеку отсюда. Вабога опоздал не по своей вине.

— А по чьей же?

— Бледнолицые стали подозревать, что у Вабоги два языка и держали его в плену своими глазами. Вабога едва мог уйти. Вчера утром бледнолицым встретились по пути в форт Сен-Врэ трапперы и пробыли в лагере переселенцев до полудня. Уши Вабоги не слыхали, что говорили между собой бледнолицые, но только после этого его окружили зорким надзором.

— Кто такие были эти трапперы?

— Вабога их не знает.

— Жаль! Я бы отплатил им за то, что они вмешались не в свое дело!

— Следовало бы. Языки у трапперов длинные и ядовитые.

— Каким же образом переселенцы согласились остановиться на месте, которое выбрал Вабога, если они перестали доверять ему?

— Вабога тоже имеет язык и хорошо им работает. Бледнолицые последовали его совету, надеясь, в случае чего, на свои глаза.

— Где их стоянка?

— Там, где приказал желтый вождь, — на берегу реки.

— Сколько туда езды отсюда?

— Час, если ехать с осторожностью, и не более получаса, если нестись во весь карьер.

— Хорошо. А сколько их всех?

— Девять бледнолицых, кроме женщин и детей. Чернокожих же раз в пять больше.

— Чернокожие в счет не идут. Говори мне только о бледнолицых.

— Начальник каравана — человек лет шестидесяти. Раньше он был плантатором. Вабога хорошо знал его. Он помнит этого бледнолицого с того времени, когда играл маленьким на другом берегу большой реки, в прекрасной стране своих предков, из которой его выгнали бледнолицые.

— Плантатор с семейством или один?

— При нем сын лет двадцати четырех, такой же негодяй, как он сам, и дочь, не похожая ни на отца, ни на брата. Это настоящая женщина: прекрасная, как степной цветок, и добрая, как солнце, которое всех освещает и согревает.

«Я не ошибся: это она! Час мести наконец пробил!» — сказал про себя вождь.

Глаза его сверкнули радостью, а по губам пробежала торжествующая улыбка.

— А кто остальные их спутники? Или, по крайней мере, каковы они на вид? — продолжал он вслух прежним деловым тоном.

— Есть еще высокий силач, лет под пятьдесят. Он нечто вроде помощника начальника каравана. Сердце у него жесткое, как у плантатора, он все время бьет длинным бичом негров, которые не могут поспевать за повозками.

— Узнаю этого человека по твоему описанию. Если это тот самый, то и ему несдобровать.

— Остальные шесть…

— Этих можешь не описывать. Скажи только, как они вооружены и нужно ли ждать от них сильного сопротивления?

— Оружие у них есть, но не думаю, чтобы они оказали сильное сопротивление.

— Хорошо. А как полагаешь, Вабога, есть надежда забрать их живыми?

— Всех?

— Главным образом, первых четырех?

— Думаю, что это будет не трудно.

— Отлично. Больше мне ничего не нужно знать, — произнес вождь и, возвысив голос, крикнул своим спутникам, из которых некоторые уже не спали: — Поднимайтесь — и в путь! Хоктав (название племени, к которому принадлежал Вабога) проведет нас к месту, где мы можем рассчитывать на хорошую добычу.

Пока воины один за другим вставали, собирали свои плащи и оружие и седлали лошадей, слуга вождя привел ему коня, накинул на плечи молодого человека мантию и помог ему вскочить в стремя.

Не прошло и десяти минут, как весь отряд индейских воинов был уже на лошадях и покинул свой лагерь.

Самому образцовому кавалерийскому отряду понадобилось бы на это вдвое больше времени.

Как нам известно, переселенцы устроили на берегу реки Бижу-Крик из своих повозок нечто вроде корраля.

Место для стоянки, хотя и было выбрано предателем, но заслужило полное одобрение переселенцев; оно находилось в подковообразном загибе реки, окружавшей его, таким образом, с трех сторон.

Трава здесь была густая и высокая и такая ровная, точно ее постоянно подстригали. Река в этом месте была не широка, но зато довольно глубока; берега ее отличались такой крутизною, что казалось невозможным высадиться на них.

Вообще, более удобного места для стоянки нельзя было и подыскать, тем более что самое пространство, окруженное водою, было невелико, а потому очень удобно для защиты.

В сущности, Вабога несколько преувеличивал, говоря индейскому вождю, что переселенцы не доверяют ему. У них не было причин не доверять. До сих пор он вел их хорошо, и у них на виду были уже Скалистые горы, за которыми кончалась всякая опасность.

Да и что он мог бы сделать им? Предать их шайке дикарей? Но с какою целью? Ведь он принадлежал к племени хоктавов, а это племя никогда не выказывало вражды к белым. К тому же то обстоятельство, что проводник так бегло говорил по-английски, доказывало, что он провел большую часть своей жизни среди белых и близко сошелся с ними.

Да и самое место стоянки он им выбрал такое удобное и безопасное, что трудно было заподозрить злой умысел.

Хотя трапперы настойчиво и уверяли, что хоктав человек подозрительный, но переселенцы не придавали значения их словам: они были уверены, что это внушено трапперами предубеждением против индейцев вообще или профессиональною завистью, потому что Вабога был прекрасным охотником. Могло быть и так, что трапперы просто захотели попугать переселенцев, чтобы потом посмеяться над ними.

Один только Снивели сомневался в честности Вабоги. Проводник жил, так же как сам Снивели и его спутники, во внутренних равнинах Миссисипи, а это бывшему надсмотрщику плантации казалось плохой рекомендацией для