По волнам жизни. Том 1 - Всеволод Стратонов

Одна пуля попала в ногу. Прихрамывая, Дженетли несся к лесу.

Две новые пули его прикончили.

На снегу, у самой опушки леса, лежал стройный, высокий горец. Небольшая черная бородка, широко раскрытые глаза. Папаха слетела, обнажила бритую голову. На серой черкеске расплывались бурые пятна.

Руки еще судорожно сжимали револьверы, но кинжал выпал.

На некоторое время разбои здесь затихли.

Кэрим

Это был разбойник, имя которого в конце минувшего столетия стало легендарным.

Что сделало его разбойником? Два его брата были арестованы за преступление.

Кэрим предъявил местным властям ультиматум:

— Немедленно освободите братьев! Иначе — я стану разбойничать.

Освободить их оснований не было, и Кэрим сдержал слово.

Он был буквально неуловим и отчаянно смел. На полицию он наводил ужас! Все ему удавалось. Тщетно гонялись за ним и конная полиция из туземцев — чапары, и казаки. С ловлей Кэрима они попадали только в смешное положение.

Кэриму помогало местное население. Ему разбойник не только не причинял зла, но еще помогал — награбленными деньгами. Понятно, что его укрывали и осведомляли о всех шагах властей.

Одно время шайка Кэрима «работала» близ селения Делижан, неподалеку от Эривани. Здесь проживала и семья моего будущего тестя, инженера, заведовавшего так называемым Эриванским участком шоссейных дорог.

Кэрим говорил населению:

— Инженеров я не убиваю. Они — полезные люди! Проводят для населения дороги, и мы ими пользуемся.

Иногда с дачи его видели проезжавшим, вместе с шайкой, по шоссе: высокий, чернобородый, с гордой осанкой, весь в серебряных украшениях.

В Делижане гостила ревизионная комиссия инженеров, приехавшая из Тифлиса. Они пользовались гостеприимством инженера Г. З. Яралова, жившего, как и моя будущая жена, в Делижане. Инженеры везли с собой крупные казенные деньги, для расплаты за работы. С ними же ехал, вместе с женой — богатой армянкой, — старик профессор медицинской академии, возвращавшийся в Петербург.

После кавказского «инженерного» обеда выехали в двух экипажах, направляясь к крупной железнодорожной станции Акстафе.

Весело было ехать в мягких рессорных экипажах. Воздух — вольный, горный, июльская жара начинает спадать.

Шоссе лентою вьется вдоль речки Акстафинки, по прославленному красотой узкому Делижанскому ущелью.

В нескольких верстах от Делижана — резкий поворот шоссе: не видно, что делается за углом. Справа возвышается скалистая гора, слева — лесистая полянка.

Компания, еще остававшаяся у Яраловых, была немало изумлена, когда, часа через два, один из экипажей возвратился обратно. Но седокам экипажа было не до веселья, когда их стали со смехом спрашивать, почему они так скоро возвратились. Бледные, встревоженные лица, подбородки трясутся…

А случилось вот что:

Как доехали до поворота, из‐за скал выходят на шоссе два татарина, в темных черкесках, высоких барашковых шапках.

У проезжающих как-то вдруг защемило сердце… Слишком уж татары обвешаны оружием…

— Стой!!

Повторять приказание — нужды не было. Даже лошади — и те как будто поняли, что надо остановиться.

— Кэрим приглашает вас к себе. Пожалуйте!

Эскортируемые разбойниками — один впереди, другой позади — экипажи свернули налево.

На полянке, неподалеку от дороги, разложены персидские ковры, сверху — белая скатерть. Самовар весело испускает пар.

Кэрим — в нарядной черкеске, с кинжалом и револьвером в кобуре, подвешенными к узкому ременному поясу, с серебряными насечками, любезно встречает гостей:

— Я вас все поджидаю… Прошу напиться чаю…

На скатерти — конфекты из лучшей тифлисской кондитерской Ренье, печенье, фрукты, вино…

— Пожалуйста, кушайте!

Аппетит у невольных гостей был не слишком большой. Однако силой вдавливали в себя лакомства. Нельзя же обидеть гостеприимного хозяина. Кривили лица, вместо улыбок, в ответ на шутки и остроты хозяина.

Поели.

Кэрим хлопнул в ладоши.

Из-за кустов вышел молодой татарин с подносом в руках. По знаку Кэрима остановился перед дамой, профессоршей-армянкой.

— Пожалуйте, — с любезной улыбкой попросил Кэрим, — снимите ваши бриллиантовые серьги… Очень хорошие у вас серьги… Вот сюда, на поднос! И браслеты также, кольца… Все, все… Вас, господа, также прошу выложить все, что имеете ценного. Ну, деньги, конечно! Я знаю, что вы везете казенные деньги. Выкладывайте их! И часы, портсигары — все. Ничего не оставляйте!

Поднос быстро заполнился. Кэрим отобрал и пересчитал деньги.

— Теперь говорите, кто куда едет. Вы в Петербург? Хорошо! А вы в Тифлис… Хороший город! Вы тоже в Тифлис? Нет, в Боржом? Очень хорошо!

Он стал отсчитывать и откладывать деньги пачками.

— Вот, пожалуйста, получите! Это вам как раз хватит, чтобы, вместе с супругой, доехать до Петербурга. А это — вам до Тифлиса…

Подошел старый профессор:

— Я отдал вам свой золотой портсигар… Он мне дорог — не как золото. Его поднесли мне на память ученики: посмотрите, на нем выгравированы их подписи…

— Вполне вас понимаю! — прервал его Кэрим. — Пожалуйста, получите свой портсигар обратно!

А теперь, господа, вы свободны! Можете продолжать путь на Акстафу. Простите, что задержал!

Один экипаж отправился далее; в другом потрясенные пассажиры возвратились, чтобы переночевать в Делижане и выехать на другой день.

По шоссе разъезжали спешно прибывшие команды стражи. Но Кэрим был уже далеко…

Справиться с ним властям так и не удалось. Когда ему от настойчивой погони со всех сторон пришлось туго, он бежал в Персию.

Там, у шаха персидского, он тотчас же был назначен командиром кавалерийского полка.

Канлы

Дагестан — страна суровой природы. Изборождена уходящими в небо горными исполинами. Долины и низменности расположены лишь к северу, да еще полосой тянутся по берегам сине-зеленого, вечно беспокойного, седого Каспия.

Эта природная громадная горная твердыня была последней цитаделью в защите горцами своей самостоятельности. Здесь, в казавшемся недоступным горном орлином гнезде Гуниб — взятом, однако, русскими солдатами штурмом, — сдался на милость победителей вождь и духовный глава горцев рыжебородый имам Шамиль.

И он был помилован. Русские не мстили побежденным героям.

Под защитой малодоступных горных стен культура только медленно просачивалась к дагестанским горцам. Они оставались привязанными к заветам старины, к строю, в котором жили их древние прадеды, к их неписаным, но изустно передаваемым, от поколения к поколению, законам.