По волнам жизни. Том 1 - Всеволод Стратонов

Суровое выражение лица старухи становится приветливее:

— Да, это хорошо… Но сам граф на балу ни в каком случае не будет!

Она решает за наместника…

— Как жаль! А вы, графиня?

— Я посмотрю… Постараюсь, если смогу!

Она, однако, не приехала, но прислала от семьи свою невестку, молодую графиню Варвару Давыдовну[606].

Новое известие:

В связи с разговорами по поводу предстоящего бала в военных кругах Тифлиса была пущена мысль, что самое устройство кавказской высшей школы есть акт государственной измены против России. По этому поводу открыто называли Мицкевича, Петерсона и меня — изменниками. В особенности такие разговоры обострились в связи с предстоящим балом, и можно было ожидать бойкота со стороны военных, если не худшего какого-либо эксцесса.

Я увидел необходимость найти какое-либо лицо, высоко авторитетное в военном мире, чье участие в нашем деле парализовало бы эти нелепые разговоры и переменило бы настроение военных кругов.

Мне посоветовали обратиться к г-же Мищенко, жене известного героя Русско-японской войны, бывшего в то время командиром корпуса в Тифлисе.

Меня приняла седая, очень симпатичная женщина; она прихрамывала:

— Когда мы возвращались с мужем по Сибири, после войны, произошло крушение поезда. Я как раз умывалась в этот момент в уборной. Мраморная доска умывальника сорвалась и ударила меня в ногу. С тех пор я и хромаю.

Она очень мило и благожелательно отнеслась к моему приглашению, обещала свое содействие и обещание исполнила. Появление имени генеральши Мищенко в числе устроительниц бала действительно изменило настроение.

Более того, она прислала мне две корзины собранных ею по своей инициативе в военной среде пожертвований на беспроигрышную лотерею.

К сожалению, казачий урядник, которому было приказано доставить эти пожертвования ко мне, не довез всего. Не подозревая, что к вещам приложен их список, он изъял из числа пожертвований в свою пользу ряд серебряных вещей. Я об этом не говорил, не желая огорчать супругов Мищенко.

Поприсылали много пожертвований и другие дамы. В моей квартире образовалась целая Голконда[607]. В ту пору еще были в ходу экспроприации. Я боялся нападения и ограбления, так как во всем околодке видели и знали, что ко мне несут и несут ценные вещи. Поэтому я попросил поставить у моей квартиры несменяемых двух городовых, которые и охраняли склад до самого бала, когда эти пожертвования были отвезены на бал на шести фаэтонах.

По околодку же разнеслось:

— Стратонова охраняют! На него террористы готовят покушение бомбами!

Наконец, все препятствия преодолены, а в конце февраля 1907 года бал состоялся[608]. Число распорядителей и дам патронесс на нем составляло около ста человек, и наплыв публики был громадный. Гвоздем бала была беспроигрышная лотерея, на которой, как об этом публике было известно, стоимость выигрышей во много раз превосходила стоимость проданных билетов. Публика, преимущественно грузинская и армянская интеллигенция, набросилась на урны, как стадо. Более того, пользуясь возможностью доставать вещи руками с переполненных витрин, публика воровала выигрыши, унесли даже несколько картин, висевших на стенах.

Чистый сбор составил пять тысяч рублей, пошедших в фонд политехникума[609].

Реакция

С 1907 года значительно усилилось реакционное настроение правительственных кругов. В связи с этим идея об устройстве на Кавказе высшего учебного заведения была взята под подозрение. В этом же духе высказывались и ультрапатриотические круги, развившиеся в Тифлисе, в связи со спросом времени.

При таких условиях, при холодности к идее местных бюрократических верхов, начиная с графа Воронцова-Дашкова, нечего было и думать о немедленном осуществлении нашего проекта. Это значило бы — идти на провал, а затем пришлось бы с новыми и большими хлопотами восстанавливать все дело сначала.

Здесь и легла на меня забота, мало кем замеченная и понятая, поддержать тлеющий огонек, чтобы он не погас, но чтобы, при благоприятном ветре, его снова можно было раздуть в большой костер.

Эта задача исполнялась мною в течение почти трех лет. Об университете официально как бы забыли: в служебном отношении было нетактичным муссировать этот вопрос. Все же Главный комитет формально существовал, все делопроизводство по нем велось, и, где было можно, я собирал мелкие пожертвования.

Не понимавший этой тактики кн. Г. М. Туманов по-прежнему будировал. Он печатно доказывал, что местная общественность уже пожертвовала несколько миллионов рублей. Исчислял он их так: город Тифлис «обещал» двести десятин городской земли, это составляет полтора-два миллиона рублей; город Баку обещал, когда университет откроют, выдавать ему ежегодную субсидию в пятьдесят тысяч рублей; капитализируя из пяти процентов, это составляет еще один миллион рублей и т. д. Туманов настаивал, что на «имеющиеся» несколько миллионов рублей можно немедленно было бы открыть университет, если б не злая воля бюрократов, медлящих с этим.

Я же возражал ему в печати, что «обещанные» пожертвования, пока обещания не реализованы, в расчет принимать нельзя. Указывал также, что сам князь Туманов как директор банка не открыл бы кредита и не выдал бы денег под такие ничем не оформленные обещания. Я рекомендовал ему посодействовать реализации таких обещаний, а тогда будет иное дело[610].

Туманов пришел после этого жаловаться помощнику наместника Ватаци, что я де врежу делу устройства университета, но Ватаци ему ответил, что как раз наоборот, я действую в интересах университета, чтобы подтолкнуть реализацию обещаний.