Дублин - Эдвард Резерфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ох… конечно, — ответил Стивен.
Они уже добрались до Лиффи, и тут Сэмюэль Тайди высказал то, что действительно было у него на уме. И высказал весьма неожиданно.
— Я должен с вами поговорить откровенно, Стивен Смит, — начал он, когда они миновали Тринити-колледж. — Сегодня решится окончательно, мудрый вы человек или величайший глупец.
— Как это?..
— Неужели вам не понятно, что Морин Мэдден вас любит?
— Любит меня? Думаю, я нравлюсь ей. И она благодарна мне. Это я знаю.
— Выходит, вы так и не осознаете, что вы любимы? Вы не видите того, что давно очевидно любому человеку, у которого есть хоть один глаз. Могу с уверенностью сказать, что по крайней мере весь последний год, а возможно, и гораздо дольше, эта женщина страдает от боли неразделенной страсти?
— Нет. С чего вы взяли?
— И мне, и миссис Тайди это совершенно ясно уже с весны прошлого года. А две недели назад моя жена осторожно расспросила Морин, и она сама в том призналась. Вот такие дела. Я говорю вам об этом прямо. Есть у вас нежные чувства к этой женщине?
— Да. Полагаю, есть.
— Готовы ли вы подумать о том, чтобы сделать ее своей женой?
— Моей женой?
— У вас сейчас хорошее, надежное положение. Вы не гонитесь за огромным состоянием. Вы знаете, что такое страдание, и умеете быть благодарным жизни. Так почему вы не подумали о Морин в качестве жены? Нам это непонятно. В мире ничего не может быть лучше — я говорю по собственному опыту, — чем иметь рядом с собой любящую и нежную женщину.
— Как-то все это немного неожиданно, Тайди. Она никогда ничего такого не говорила.
— Разумеется, не говорила. Да и как бы она могла? Тем более что вы сами никогда не сделали ничего такого, что поощрило бы ее. И даже наоборот. Поэтому я и спрашиваю вас прямо: вы действительно желаете, чтобы женщина, втайне любящая вас, уехала в Америку и вы никогда больше не увидели бы ее?
— Мне нужно немного подумать.
— Пароход отходит меньше чем через час, — резко сказал Тайди и замолчал.
Он редко говорил так много, как в этот раз, и никогда не вмешивался в чужие дела, но теперь совесть твердила ему, что он просто обязан взять все в свои руки, пусть даже в последний момент, и он был рад, что все-таки это сделал.
Они уже пересекли Лиффи. К тому месту, откуда через пролив отправлялись паромы в Ливерпуль, вела неширокая дорога.
Когда они подъехали ближе, их глазам предстала тоскливая картина. У причалов грудились обычные бочки и ящики, суетились грузчики и ломовые извозчики, толпились пассажиры у трапов. Но было здесь и кое-что еще, куда более грустное.
Дело в том, что человеческий поток между Ирландией и Англией был непростым. Большинство тех, кто находился сейчас в порту, были уезжающими. Наиболее удачливые могли попасть на корабли до Америки и отправиться туда либо с относительными удобствами, как Морин Мэдден, либо на самых дешевых палубных или трюмных местах, и дальше уже все зависело от того, хватит ли у них сил и здоровья на такое долгое путешествие. А самые несчастные, не имевшие денег на билет до Америки, добрались бы только до Ливерпуля и стали бы частью нищих обитателей этого огромного порта или какого-нибудь другого промышленного города Англии, где могли надеяться только на то, что им удастся найти тяжелую простую работу.
Однако в эти дни появился еще один класс пассажиров, и он все увеличивался. Великий голод породил огромную армию людей крайне истощенных и больных. И эти несчастные, умудрившись добраться до Ливерпуля, не имели возможности там остаться. Потому что английские чиновники, увидев их, понимали: эти мужчины и женщины слишком слабы, чтобы работать, к тому же они могут разнести заразу.
— Везите их обратно. Мы не можем позволить им остаться здесь, — говорили чиновники владельцам судов.
И эти несчастные возвращались на родную землю и беспомощно стояли на причалах, не имея ни места, где можно отдохнуть, ни возможности бежать и спастись. И так происходило каждый день.
Вот и сейчас около двухсот таких бедолаг топтались у причалов.
Не обращая на них внимания, Тайди подъехал ближе к пароходу, но держась при этом за упаковочными клетями, так что их не было видно с палубы. И посмотрел на Стивена.
Стивен неподвижно сидел в коляске. И молчал. И не шевелился. И так прошло несколько минут.
Потом он наконец сдвинулся с места. Тайди посмотрел на него:
— И что вы будете делать?
— Я заберу ее оттуда.
Тайди протянул руку и крепко сжал пальцы Стивена:
— Вы уверены? Ради нее самой вам нельзя уже будет передумать. Она достаточно настрадалась.
— Уверен. — Стивен вдруг улыбнулся. — Правда, я уверен.
И они поднялись по трапу на небольшой пароход и на палубе нашли Морин, которая смотрела в сторону Лиффи и не заметила, как они подошли.
Времени было мало, и потому Стивен, подойдя к Морин, в нескольких словах выразил свои нежные чувства к ней, сказал, что он наконец понял, что не может допустить, чтобы она уехала навсегда, не узнав об этом, и сразу спросил, согласится ли она выйти за него замуж.
Морин смотрела на него сначала почти безучастно, не в силах осмыслить услышанное. Поэтому Стивен повторил свое предложение. Но она, сильно побледнев, продолжала все так же смотреть на него.
Тайди улыбнулся и сказал:
— Все именно так, Морин.
Но она молчала.
Да и что тут было говорить? Все время, что она провела в уютном доме Тайди, Морин ощущала целительный покой и тепло. Она готова была вернуться к жизни, она даже осмелилась надеяться. Но то было много недель назад. А с тех пор в ней снова что-то тихо угасло.
Тогда Стивен сказал, что ему очень жаль, что он решился заговорить в такой вот момент, когда у нее нет времени как следует подумать. Но, может быть, она подумает по дороге в Ливерпуль, а потом даст ему ответ до того, как уйдет пароход в Америку? А он был бы рад подождать ее решения в Ливерпуле.
Морин очень тихо произнесла:
— Я не знаю…
Она была словно во сне. Но она не имела в виду, что не знает, любит ли его и хочет ли стать его женой. Она подразумевала, что не знает, в самом ли деле он этого хочет, и даже если это так, то может ли она, женщина тридцати лет, пережившая столько боли, женщина, которую никто никогда не целовал и которая потеряла все, что любила, быть ему настоящей женой.
Где-то на палубе прозвонил колокол, чей-то голос громко закричал, что всем, кто не отправляется в Ливерпуль, следует сойти на берег.
И тогда Тайди обнял Морин за плечи и сказал:
— Идем. Тебе ведь все равно нечего терять.
Так ли это было? Морин не знала.