Благие намерения - Владислав Гончаров

— Ну ты!.. — полетел ему вослед возмущенный девичий вопль. — Придурок жизни, осколок счастья!..

Стриженный под ноль осколок счастья даже не обернулся, лишь придурковато осклабился. Пусть ругают, главное — чтобы не били… А бить теперь, ясное дело, не будут — себе дороже… Хотя возможно, он и раньше так хамил, до всех этих событий…

— Ну, точно тебе говорю!.. — взахлеб втолковывал кто-то кому-то. — Никакого военного положения, понял? Даже и в голову не бери!.. Да кто тебе сказал про комендантский час? Мы теперь зона стихийного бедствия… Еще и гуманитарную помощь, глядишь, подбросят!..

По скверикам вновь колыхались алые стяги и хрипели мегафоны. Митинги, скорее всего, были несанкционированными. Должно быть, их организаторы тоже сообразили, что резиновых палок в любом случае бояться нечего. Интересно, против чего они протестуют на этот раз?..

— А то не Чернобыль, что ли?.. — пришел справа обрывок еще одного разговора. — Дума — разбежалась, губернатор — смылся…

— Да они только на ночь разбегаются… А утром снова приезжают…

— А другим? Простым работягам!.. Им что — на вокзале ночевать?.. А скоро, слышь, и вокзал накроет… Попрыгаем тогда! Нет, если мотать, то сейчас…

И Колодников вновь почувствовал себя обделенным, как в первые годы перестройки. То, что было вчера известно ему одному, то, во что даже опер не хотел верить, сегодня знали все. Черт бы драл этих авторов прокламаций!..

Можно себе представить, что сейчас творится в соседних кварталах! Если верить карте на сорванной ментами листовке, окрестности дома номер двадцать один ночью не пострадали, зато днем там неминуемо должен был подняться переполох. Каждый ведь понимает, что не сегодня завтра наступит их черед. Наверняка срочно берут отпуска за свой счет (хмуро прикидывал Колодников) и собирают вещи, резонно полагая, что всему рано или поздно приходит конец, даже справедливости… Кто рассчитывает избежать возмездия, отсидевшись на даче (погоду по ящику обещали теплую), кто у родственников, а те, кому память особенно ясно подсказывает, что пощады им ждать нечего, а отсидеться — негде, кинутся второпях продавать квартиры — и тут же попадут в гостеприимно растопыренные лапы Димки и ему подобных…

Отогрелись и высыпали во множестве цыганки, вспомнившие внезапно о своем исконном ремесле. Если прошлой весной они промышляли исключительно продажей кожаных курток, в которых и сами щеголяли, то теперь имидж сменился полностью — вновь зашуршали цветные юбки. От прилипчивых, как смола, гадалок не было проходу. Угрожали предсказать будущее, бросали в дрожь намеками. И что характерно: к Колодникову, пока он добирался до издательства, не привязались ни разу. А ведь перекрестка четыре прошел, не меньше… То ли чувствовали в нем некую скрытую уверенность, то ли видели, что поживиться на Алексее нечем…

Милиция также присутствовала на улицах в изобилии, хмуро и задумчиво наблюдала издали за митингующими, но ни во что, однако, не вмешивалась, ограничиваясь выборочной проверкой документов. Надо полагать, те двое сопляков, что пытались задержать в арке божьего человека за распространение паники, поступили так просто по неопытности.

Кстати, о божьем человеке… Был в его рассуждениях один прокол, был! Ладно, тех, кого насмерть накрыло, трогать не будем. Возьмем тех, кто выжил… Ну, хотя бы самого Колодникова. Вот вернулась ему оплеуха, которую он отпустил Александре… Что ж его от этого совесть мучить перестала?.. Ну, вообще-то, конечно, перестала, но это уже потом, когда Александра ему все простила… А до этого?.. В камере, помнится, Алексей еще казнил себя вовсю! А стало быть, и оплеуха должна была повториться в ту же ночь!.. А она не повторилась. Следовательно…

Стоп! А вдруг он уже тогда обратился к Господу?.. Пораженный этой мыслью Алексей остолбенел прямо посреди перекрестка и дождался, что его обматерили из окошка притормозившей рядом машины. Очнувшись, он поспешил добраться до тротуара и там принялся оторопело припоминать подробности своего пребывания в подвале ныне эвакуированного райотдела. Растекшаяся по камере черная жижа, зловонный пар, стены из комков цемента, клопы… Да, конечно, молился, Бога то и дело поминал… Но потом-то, потом! Когда на следующий день домой шел… Да все равно грызла его совесть! Поедом ела…

Так и не решив этой сложной проблемы, Алексей сверился с начерченным Александрой планом и свернул в нужный переулок.

Частное издательство «Минотавр» располагалось в подвале и, насколько мог судить опытный в таких делах Колодников, доживало если не последние дни, то уж во всяком случае последние месяцы. Из сотрудников в наличии имелась одна лишь бухгалтерша, судя по всему, составлявшая финансовый отчет, поскольку в тот момент, когда Колодников вошел, она трясла горестно головой и приговаривала сокрушенно: «Ой, грешу!.. Ой, грешу!..» Тоже, видать, из вновь обращенных… Должно быть, зябко и тоскливо было ей в пустом подвале, поскольку, завидев Алексея, она испугалась и обрадовалась одновременно.

Оставив ей папку, Алексей спросил, как предписано было супругой, насчет сроков оплаты, чем разволновал бухгалтершу окончательно.

— Это вам с директором говорить надо… — простонала она.

— А когда он появится? — полюбопытствовал Алексей и тут же об этом пожалел. Бухгалтерша, расплывшаяся крашеная блондинка с плаксивым лицом, припадочно закатила глаза, схватила ртом воздух, и теперь уже испугался сам Колодников. Однако, слава Богу, ни рыданий, ни припадка не последовало.

— С утра звонил, сказал, скоро будет… — справившись с собой, ответила впечатлительная бухгалтерша. — И вот что-то до сих пор нету…

Колодников насупился и задумчиво выпятил нижнюю губу. Ну это еще не так страшно. Если звонил уже утром, значит ночью уберегся…

— А вы где живете? — неожиданно спросила она.

Алексей удивился, но вскоре сообразил, почему ее это вдруг заинтересовало.

— В самом центре событий, — с достоинством сообщил он. — Проспект Крупской, двадцать один.

Бухгалтерша слегка отшатнулась и уставилась на него, как на призрак расстрелянного в арке чекиста.

— И ничего. Как видите, живы… — уже с оттенком превосходства добавил Алексей.

От избытка чувств бухгалтерша попыталась спрятать лицо в ладони, но, надо сказать, особого успеха не достигла. Личико у нее было весьма обширное, а ладошки, хотя и пухлые, но маленькие.

— Боже мой, Бож-же мой! — невнятно выговорила она. — Господи, на все Твоя воля… Что будет, что будет!.. — Отняла пальцы от неразмазавшихся глаз и, беспомощно заломив бровки, взглянула на Алексея. — А наш дом эвакуировать хотели… — чуть ли не шепотом пожаловалась она.

— Это где это такое? — удивился тот.

— Да почти рядом с вами…

— А кто? Кто хотел-то?

— Сказали, из гражданской обороны… Пятнистые все, в форме в этой… в нынешней… — Слова теперь посыпались из нее как попало, наперебой. — Главное, рядом дом стоит — его не трогают… Да никуда я не поеду, говорю!.. А тут еще на работу бежать…