День всех пропавших - Дот Хатчисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что с бабушкой и дедушкой?
– Юристы дали Смитам зеленый свет вызвать их на допрос. Они отвезут Мерсеров-старших в один из филиалов. На случай, если адвокаты попытаются к чему-то придраться, подъедет агент из балтиморского отделения.
– Хорошо. Но мы же ФБР, мы по определению на федеральном уровне. С чего они решили уполномочить не федеральных агентов из Вирджинии, а агента из Мэриленда, который даже не работает над делом?
– Полагаю, их адвокаты попытаются зацепиться за каждую возможную мелочь, даже зная, что ничего не получится. На всякий случай лучше быть готовыми ко всему.
Во время быстрого завтрака мне рассказывают новости: информацию, которую слишком долго передавать текстовыми сообщениями и которая, полагаю, уже известна Брэну. Вообще-то ее не так уж много, а я мало чем могу поделиться в ответ. Что делать, когда колеса автомобиля вертятся, но он не трогается с места?
Если вы член этой команды, то продолжаете работать, пока не приказывают остановиться – или, возможно, чуть дольше.
– Пойду переоденусь, – объявляет Касс, отчаянно зевая.
– Отличная идея. – Мерседес встает. Странно, что я только сейчас заметила, что она при полном макияже, но в сине-желтой спортивной футболке для пробежек «Федеральный Бабский Расследователь».
Наверное, стоит вздремнуть.
– Элиза?
– Да, Вик?
– Когда покажешь Эддисону, где ты закончила ночные поиски, чтобы он мог продолжить с того же места, отправишься ко мне в кабинет и выспишься. Обсуждению не подлежит.
– Хорошо.
– Важно, чтобы ты… что?
– Я сказала «хорошо». – Зеваю так широко, что болит челюсть, и отряхиваюсь, как собака. – Устала. И мало чем помогу расследованию, если мои глаза будут закрываться каждый раз, когда гляжу на экран.
– Вот и отлично.
Впрочем, Хановериан выглядит слегка сбитым с толку.
– Тебе было бы лучше, если б я возражала и ты мог пустить в ход все свои доводы?
– Тихо.
Вошедшая в конференц-зал Уоттс протягивает мне горячий шоколад, затем Брэну – чашку с его топливом и ореховое латте – Вику. Последний старательно притворяется, что предпочитает черный кофе.
– Элиза Стерлинг.
– Я не нарочно.
– Элиза Стерлинг.
– Это правда! Я открыла файл, в котором составляла список, и просто… ну… увлеклась.
– Элиза Стерлинг.
– Я прошу прощения!
Вик бросает взгляд на Брэна:
– Впечатляет. Элиза так ведет себя и с тобой тоже?
Уоттс недовольна.
– Сейчас воскресное утро, даже девяти нет, и мы не будем обсуждать, как Элиза ведет себя с Эддисоном. Уж точно не в день Господень.
Я гогочу; Вик ярко краснеет. Румянец на лице Брэна не так заметен из-за смуглой кожи, но не менее сильный.
Уоттс смотрит на меня, вскинув брови. Для женщины за пятьдесят она на удивление озорная.
– Эддисон, так ты собираешься укладывать ее спать?
– Madre de Dios[37], – бормочет он, спрятав лицо в ладони.
Как только команда Уоттс выходит с Рамирес и Кирни на буксире, а Вик направляется обратно в свой кабинет, чтобы удостовериться, что там найдется чистое одеяло, я посвящаю Эддисона в результаты моей случайной ночной смены. Потом он берет меня за руку и ведет в кабинет Хановериана; пальцы наших соединенных – так, чтобы другие не видели – рук переплелись. Вик открывает дверь, указывает на меня, на свой диван и, насвистывая, проходит мимо нас с ноутбуком и кипой материалов расследований. Он оставляет ведущую в конференц-зал дверь открытой, так что мы слышим свист, даже когда Вик скрывается из виду.
Брэн закрывает за ним дверь кабинета и наваливается на нее спиной; его руки ложатся мне на бедра, притягивая меня ближе. Выражение его лица меняется, маска профессионала сброшена. Он выглядит несчастным. Ничего не говорю – просто прижимаюсь и утыкаюсь лицом ему в шею.
– Утром Вику позвонила агент Дерн, – бормочет он, уткнувшись мне в волосы.
– Дракониха?
– Именно. Она сказала, что, учитывая специфику дела, типаж жертвы и время года, аналитики и отдел кадров рассматривают перевод меня на канцелярскую работу на несколько недель.
– Но ты и так уже работаешь не в поле.
– Они имеют в виду отстранение от дела.
– И что думаешь?
Долгую томительную секунду Брэн молчит, однако его объятия становятся крепче.
– Я понимаю, что это разумно, – наконец говорит он. – Но мне это не нравится. Хотя это дело очень… даже при том, как это дело…
– Лучше работать над этим делом дорогой ценой в эмоциональном плане, чем не работать над ним и переживать и за Бруклин, и за Фейт?
Он вздрагивает, услышав имя сестры. Мы уже наловчились не упоминать его и позволять Брэну самому решать, хочет ли он говорить о Фейт или нет. Как правило. Иногда упоминание просто необходимо. Впрочем, через минуту он кивает.
– Какой фактор будет решающим?
– Время. Хеллоуин.
– Хеллоуин или конец месяца?
– Это одно и то же.
– Только контекст совершенно разный.
Фейт пропала пятого ноября, так что логично, что Брэна отстраняют от дела в конце октября. Однако Хеллоуин стал последним значительным событием в совместной жизни Брэна и Фейт. Если б выбор даты зависел от меня, я скорее предпочла бы тридцатое октября. Не потому, что разница в один день как-то повлияет на уровень стресса, а потому, что если уж решаешь отстранить Брэна от дел, чтобы он утонул в воспоминаниях, то пусть, по крайней мере, сначала это будут хорошие воспоминания.
И до этой даты осталось три дня.
– Ты ведь знаешь, что мы с тобой, верно? Что бы ни случилось?
– Да, знаю. – Его пальцы пробегают по моему позвоночнику, по плечу, обводят подбородок. – Поспишь?
– Надеюсь, что да. Уж точно постараюсь.
Раздается стук в окно. Что за… ах да, жалюзи подняты.
– Если б вы двое уже наконец съехались, вам незачем было бы нежничать на работе, – произносит женский голос.
Мы оба поворачиваемся и показываем окну средние пальцы. Кто бы там ни находился, в ответ она лишь смеется и продолжает путь.
Мы с Брэном встречаемся достаточно долго, чтобы у людей возникли определенные… полагаю, лучше всего назвать это ожиданиями. Особенно после покупки Дома. В нашем отделе популярно мнение, что Эддисон либо уже сделал предложение или приглашение переехать к нему, либо неминуемо сделает. Мы ни разу не заговаривали о совместной жизни. И о свадьбе. И о предложении руки и сердца.