Любовь без гарантий - Ольга Агурбаш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он рос любимчиком, заласканным, избалованным, но не капризным. Видимо, просто не было повода капризничать, поскольку все его желания удовлетворялись, не успев возникнуть.
Жили они в Белоруссии. Отец работал в администрации города. Мать тоже решила выйти на работу. Благо все дети были под присмотром: девочки в школе, Сеня в саду. Навещать родителей она по-прежнему ездила два-три раза в год. Чаще не получалось. Василия больше не встречала никогда. Томилась, изнывала, мечтала увидеть, но увы… И спросить ни у кого не могла. Ну как обнаружить вслух свой интерес? Как озвучить вопрос? С какой стати она, городская, замужняя женщина интересуется каким-то молодым конюхом? Да она, кроме имени-то его, и не знает ничего. Про себя решила: наверное, в город подался. Иначе за столько лет встретились бы… Она неоднократно ходила гулять в ближнюю рощу, будто бы по грибы, по ягоды, а на самом деле – вспомнить те несколько упоительных часов женского счастья, что удалось ей вырвать у непростой своей судьбы… Спасибо ей, судьбе, за такой подарок!
Родители «скрипели» потихоньку. Они будто бы законсервировались в своем состоянии, не ухудшая особенно его, но и не оздоравливаясь. Так, кряхтели, вздыхали, но держались. Ждали приездов Симы. От детей, правда, стали уставать. И она все чаще приезжала одна. Внука привезла как-то раз. Так отец первое, что сказал:
– Вот это богатырь! Вылитый Лева!
На этих словах Сима вздрогнула и четко вдруг осознала: Василий! Василий – отец ее мальчика. И клеймо – это отметина ее измены. Такой сладкой, но, видимо, преступной! И незаслуженно пострадавший ребенок – это ее напасть, ее беда, ее вина и боль! Она и не надеялась, что это гематома, что пройдет, рассосется, побелеет… Нет. Это ее наказание. Как наказание может рассосаться? Напоминает о себе каждый раз, когда она на сына смотрит. Но не только о наказании напоминает, о Василии в первую очередь.
Семья жила непросто. Материально в те годы всем было нелегко. Но с четырьмя детьми, что и говорить, управляться было сложно. И если девчонки еще кое-как справлялись с одеждой, донашивая друг за другом валенки, пальтишки и рейтузы, то для Сени нужна была мальчиковая обувь, рубашки и брюки.
Сима что-то перешивала из старых отцовских вещей. Бабушка вязала детям из собачьей шерсти носки, варежки, шарфы и даже безрукавки. Соседи отдавали что-то из одежды своих повзрослевших детей. Тяжело жили, но довольно мирно…
Война, случившаяся неожиданно, в первую очередь затронула именно Белоруссию. Неожиданность нападения и неподготовленность к боевым действиям рождали неразбериху, ужас и панику. Но как только население осознало опасность происходящего, все бросились спасаться. Хотя эвакуироваться удалось далеко не всем.
Лева, работая в администрации, прекрасно понимал необходимость эвакуации семьи. Но в первые недели никакой возможности вырваться не было. А когда ему выдали машину на два часа, сказав: «Срочно собирайся, вывози своих!», он буквально ворвался в дом:
– Сима! Дети! Срочно! Самое необходимое – и на вокзал! Поезд через два часа. – И добавил тихо, почти про себя: – Еще надо умудриться сесть в него…
Сима с дочерьми заметалась по квартире. Документы, жалкие запасы денег, кое-что из одежды, кое-что из еды…
Господи! Что брать-то?!
Лева бестолково носился от комода к столу, кричал только одно слово: «Скорее!» и ничего толком не мог собрать. Почему-то в руках у него оказались лыжные ботинки, он непонимающим взором долго смотрел на них, потом все же сунул в рюкзак…
В суматохе выбегали из дома, оставляя за собой разбросанные вещи, растрепанные книги, рассыпанную второпях крупу…
На пороге Сима обернулась, замерла на мгновенье, оглядывая с тоскою свое жилище, и вдруг с ужасом прошептала:
– Сеня…
И тут же заорала во весь голос:
– Сеня!!! Где Сеня?!
Девочки уже бежали с узлами по двору, водитель сигналил, торопясь уехать, а Сима никак не могла понять, где ее любимый сынок, где же Сеня…
Обезумевшими глазами она смотрела на мужа. Но тот ничего не видел и не слышал. Он укладывал узлы в багажник, покрикивая на своих:
– Быстро уселись! Ближе друг к другу! Сима, давай на заднее сиденье, к девочкам!
– Лева! Лева! Сени нет… – в голос рыдала Сима.
– Что? Почему нет?! А где он? – отец только теперь заметил отсутствие сына.
– Не знаю… – Сима беспомощно опустила руки.
– Он ушел к Сашке Ковальчуку… С утра еще… – сказала одна из девочек.
– Ладно, Сима, садись! Сейчас я вас на вокзал отвезу, потом за ним вернусь. Или водителя отправлю… – принял решение Лева.
Сима, беспомощно оглядываясь по сторонам, послушно подчинилась мужу, хотя внутри все сопротивлялось и трепетало. Тревога сжимала сердце так сильно, что Сима прижала руку к левой стороне груди, чтобы хоть как-то унять его бешеный ритм. Так и села в машину со слезами на глазах, сжимая рукой грудь…
Бегом, скорее, на всех парах… Машина рванула с места и понеслась в сторону вокзала…
В эту минуту с другой стороны улицы показался Сеня. Он возвращался от Сашки Ковальчука. Мать велела быть к обеду, вот он и шел. Шел и ворчал:
– Сколько можно командовать? Будь к обеду! Будь к ужину! Как будто я малолетка какая. Мне уже двенадцать, а мной все руководят… до сих пор меня маленьким считают…
Его бормотанье прервала соседка из дома напротив:
– Сенька! Где тебя носит?
«Ну вот, и эта туда же!» – зло подумал он.
А вслух недовольно ответил:
– А что такого?
– Да твои только что уехали! Вон, видишь, пыль еще не осела…
– Как уехали? – Колени почему-то подкосились и мелко-мелко задрожали… – Куда? А как же я?
– Вот я и говорю: где тебя носит? Беги, может, догонишь… Увидят, может, тебя…
На трясущихся ногах, с колотящимся сердцем, Сеня бежал долго. Пыль забивалась в рот, мешала дышать. Он кашлял, размазывал слезы по грязным щекам, спотыкался, падал и никак не мог осознать, что его бросили, оставили, покинули… Поверить в такое в двенадцать лет действительно невозможно…
Машину он не догнал. Шофер за ним не вернулся. Хотя он ждал. Сначала во дворе, потом дома, потом опять на улице. Периодически поднимался в квартиру, собирал в свой школьный ранец то одно, то другое… Ранец получился надутый, тяжелый и неудобный. Зато в нем лежало тонкое одеяло, бабушкины носки, спортивные штаны, нож, ложка, стакан, полбанки варенья, фонарик и свитер. Свитер никак не хотел умещаться, и Семен решил надеть его на себя, чтобы тот не занимал место в рюкзаке. Но в нем было очень жарко.
«Зачем мне свитер? – думал он. – Сейчас лето, жарко… Лучше рубаху взять».
Рубаха кое-как улеглась в рюкзак, и Семен, по-хозяйски закрыв дверь на ключ, спрятал его под коврик. Они всегда так с сестрами делали.