Трое в Таиланде, не считая собак - Антон Лирник

* * *

Время неумолимо привело нас к дну бутылки. Разлив остатки рома по стаканам, Макаров поднял тост:

— Друзья, давайте выпьем за то, чтоб, когда мы будем за рулём, нам навстречу никогда не попался местный гаишник, или того хуже, безответственный водитель, пренебрегающий правилами дорожного движения и раз… ик!.. меткой.

— Хорошо сказал, Мишаня! Хочешь, я ещё раз в стул провалюсь? — расчувствовался Лаптев.

— На сегодня хватит! Блин, мы же про мопеды забыли! Надо срочно найти ванчаевского брата! Вперёд, мои бравые байкеры!

— Миша, ну мы же пьяные, какие ещё мопеды?

— Мы не пьяные, а выпившие, а в таком состоянии я вожу ещё лучше!

Контору брата Ванчая мы так и не нашли. Видимо, наш тайглиш слегка подурнел от соприкосновения с «strong drink». Решив искать наудачу, мы подошли к первой попавшейся лавочке, сдающей в аренду скутеры. Шли мы в ногу, чуть покачиваясь, а лица наши были настолько суровы, что их изображения можно было печатать на рекламе бензопил. Хотя нет, эти бензопилы тогда бы боялись покупать.

— Хэллоу, гив ас сри скутерс! — заорал Макаров с порога.

— Мистер, ду ю хэв паспорт фо депозит?

— Какой, на хер, депозит? Ты чё, банкир, или кто?

— Миша, он требует в залог паспорт, — прошелестел Лаптев.

— Слышь, ты, дядя! — покачнувшись для солидности, Макаров замер над тайцем, как волна цунами над прибрежным посёлком. — Давай так, я тебе оставлю денег немножко, а ты мне и моим кентам дашь байки, о’кей?

— Ноу, ноу, ай нид ё паспорт, итс офишиал оперейшн, мистер.

— Слышь, ты, параша гнилая, я тебе сейчас дам по жбану, и это и будет наша с тобой офишиал оперейшн!

Рядом с транспортными средствами Макаров всегда становился несколько раскованнее, сказывалась специфика автосервиса. В его голосе чувствовались нотки раздражения. Таец побледнел, но продолжал стоять на своём. Тут в разговор вступил Лаптев.

— О’кей, сэр, ай хэв паспорт, ай эм э ситизен оф Панама, май нейм из Хосе Родригес, — пока мы переваривали эту более чем странную фразу, Лаптев протянул тайцу паспорт. Тот действительно был панамским!

— Гуд, бат ай си ю а дранк! Ай кэн нот гив ю байк ин ё кондишн.

— Сам ты дранк! Я, когда пьяный, вожу ещё лучше, чем трезвый! — Макаров продолжал нагнетать атмосферу дружбы и взаимопонимания. — Хочешь, я сейчас на руках пройду, ты только ахнешь! А потом с поклоном выдашь мне и моим кунакам по одной из этих твоих тарахтящих табуреток, лады?

После этого Макаров пнул ближайший к нему скутер и добавил:

— И вообще, у него тормоза слабые, так что со скидкой мне его да… ик!.. дите.

В этот момент внутри меня начались какие-то вулканические процессы. Два стакана рома вошли в контакт с моим богатым внутренним миром. В животе заурчало так, что на меня оглянулись все, кто участвовал в разговоре. «Хосе Родригес» удивлённо поднял брови, а Макаров сказал:

— А это Артём, он самый трезвый среди нас, потому что ведёт здоровый образ жизни и читает книги по истории литературы. Видишь, как его расстраивает твоя несговорчивость, мастер-ламастер хренов! Так что давай, не испытывай глубину славянского терпения, Ким Чен Ир Сен в тапочках! — после этих слов Миша почему-то решил хлопнуть меня по плечу.

Разноцветная смесь хлынула из меня, как нефть из тюменской вышки. Досталось всем. Стены, скутеры, пол и окна заведения были щедро украшены тщательно пережёванной смесью морепродуктов и рома. Айвазовский мог бы писать здесь свои новые картины, а Джерри Брукхаймер снимать продолжение «Пиратов Карибского моря». Особенно пострадал скутер, стоявший передо мной: на его сиденье интимно белели кусочки недожёванного осьминога. Ошарашенный таец выглянул из-за Макарова и истерично ему улыбнулся. Тот стряхнул с плеча хранителя скутеров кусочек креветки и молвил:

— Что-то у тебя здесь не прибрано, брат мой механик. Да и мопеды твои как-то вульгарно раскрашены! Пошли, товарищи панамцы, будем искать мопеды в другом месте.

* * *

— Да уж, что-то не заладилось у нас сегодня с техникой, — шагая по улице, задумчиво проговорил Макаров.

— Извините меня, пацаны, я всё исправлю.

— Да ладно, с кем не бывает. И кроме того, это было очень живописно. Ты бы видел лицо этого дяди! Будет знать, как отказывать русским туристам!

Я не разделял восторгов Миши, так как мне по-прежнему было очень нехорошо. Перед глазами всё поплыло, и я покачнулся.

— Эй, Ёлкин, а ну стой, — Макаров подхватил меня под мышки и усадил на стул уличного кафе.

— Я сейчас водички принесу, — Лаптев метнулся вовнутрь заведения.

— Тёма, ты не беременный, случайно?

— Очень смешно.

Подоспевший Лаптев сунул мне в руку стакан с водой и таблетку.

— Что это такое?

— Не спрашивай, просто пей, — и я выпил, но решил переспросить во второй раз:

— Так всё же, Сергей, что ты мне дал?

— Нормальная таблетка, сейчас тебе станет лучше. Главное, думай о хорошем.

— Не понял.

— Этот препарат усиливает доминирующую мысль. Я под ним дипломную за ночь написал.

— Лаптев, ты зачем ему подсунул эту гадость, а?

— Миша, всё путем, главное — не запалиться. И думать о хорошем!

— А если думать о плохом?

— О-о, не советую. Может так на измену посадить — пожалеешь, что на свет родился!

От такой перспективы я сразу пожалел, что родился на свет. Будто идя на запах моих мыслей, в двадцати метрах от нас появился патруль: трое поджарых полицейских в упор смотрели в нашу и только в нашу сторону. Может быть, это были те же вчерашние полицейские с рынка, но нам было не до ностальгии.

— Hey misters, show me your passports, please![20]— рявкнул один из них, приподняв руку с дубинкой.

— Шухер!!! — крикнул Макаров и тут же воплотил крик в жизнь. Лаптев отстал от него на четверть секунды. А я остался стоять посреди дороги.

Когда ко мне приближаются стражи порядка, я всегда стараюсь максимально мимикрировать. Голова уходит в плечи, руки покрываются липким потом, а ноги подкашиваются, как спелые колосья пшеницы под комбайном хлебороба. Слева слышался полупромышленный грохот, это Макаров ломился сквозь заборы. Справа кудахтали куры и женщины, это Лаптев огромными скачками увеличивал расстояние между собой и людьми в погонах. А они, вызывающе подтянутые, приближались ко мне, наслаждаясь моим страхом. Под их ногами заискивающе шуршал гравий. Так шуршали сухари в котомках каторжан. Чтобы подчеркнуть свою законопослушность, я зачем-то отдал честь. Скорее всего, это бросилось в глаза. Дальнейший наш диалог (насколько он остался в памяти) я приведу в переводе, дабы не утомлять вас инглишем.