Книги онлайн и без регистрации » Современная проза » Медленная проза - Сергей Костырко

Медленная проза - Сергей Костырко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 57
Перейти на страницу:

Я покатил свою сумку по деревенской улице, цепляясь взглядом за прерывистый след проехавших вчера – а может, и сегодня, перед рассветом – машин. Потом следы исчезли.

Деревня осталась за спиной, вокруг меня был город, но сейчас он не казался таким уж отделенным от деревни, потому как потом, когда в городе не станет людей, когда он рассыплется на остатки фундаментов, труб, на канавы и ржавые остовы машин, его точно так же затянет ряска мха, забьет слоями прошлогодней травы и листьев, облепят ветки выхлестнувших из земли кустов и покроет единой крышей переплетенные кроны деревьев с птичьей суетой и криками внутри.

…Про милицию я подумал только на подходе к метро: полагается вроде как «сообщить», «просигналить». Мысль была неприятной, точнее нелепой – при чем тут милиция? Но я пересилил себя и подошел к милиционеру у входа в метро. Крепенький, лет сорока с замученным взглядом мужик выслушал меня и спросил: «А вы-то что там делали?»

– Землю копал для цветов. Ну и просто выходной у меня сегодня… Гулял.

– Да-да, понятно, – сказал он, не слушая меня. – Может, и правда, захоронили кого. А может, и почудилось вам это… а вы?., а, да… цветы. Герани, что ли?

– Нет, «декабрист». Зимой цветет.

– Да, знаю, знаю, у тетки моей в Ярославле зимой между рамами стоит. «Декабрист». Знаю.

– Я, наверно, должен показать вам место?

– Да нет, зачем. Найдем. Мы здесь всё знаем. По улице до конца, первый участок за тупиком – так?

– Да.

– Ну вот видите, – сказал милиционер. – Найдем.

И мы посмотрели друг на друга, милиционер вдруг зевнул, взгляд его стал скучным, затянутым внутрь, и он сказал как будто уже и не мне:

– Ну а тех, кто там закопал людей, тоже ведь скоро закопают.

Острова (запись, сделанная в метро)

…наше прошлое в конце концов становится географией.

Вот фото в журнале (чрез плечо читающего в метро), любительское как бы: голова мужчины. В профиль. Ему здесь около тридцати. Худощавое лицо, ранние залысины, очки, усики (которые он потом сбреет). Глаза опущены в раскрытую книгу. Рук, которые держат книгу, не видно, не вместились в кадр. Верхний край кадра чуть срезает макушку.

Фото, естественно, черно-белое – 1928 год. Остров Корфу, Греция.

Книга, которую держит мужчина, написана не им, это «Черная весна» Даррелла – его же книги начнут издавать только в середине 30-х.

На фотографии он еще молод.

Нет, не «еще». Просто: «Он молод».

То есть уверен, что жить будет долго. Всегда.

Он и прожил долго – до 1979 года.

Он спокоен и сосредоточен. Еще не надо гнаться наперегонки со временем.

Фон на фотографии размыт, но чувствуется, что снято на улице, точнее, во дворе арендованного им домика, – темные пятна слева ото лба легко прочитываются как тени в ветвях дерева, которое росло возле застекленной террасы. Свет сильный, но без резких теней, – тут не только прямые лучи, а еще и блики от оконных стекол (из террасы, где стоял его рабочий стол, открывался вид на горящий под солнцем залив).

Снимал, скорей всего, кто-то из навещавших его друзей, лондонских журналистов.

Он умер, и уже давно. Что на самом деле не имеет никакого отношения к нему на фотографии.

Теперь и я знаю, что это такое. Знаю, что молодость – остров.

Один из.

У меня, например, таких островов несколько (или, может, много?).

Я понимаю, каждый из этих островов – кусков прожитой мною жизни, отколовшихся от материка (от меня, непрерывного как бы) – имеет прямое отношение ко мне сегодняшнему. Вон к тому, отраженному вагонным стеклом напротив, грузному седому мужику, который в вое и скрежете метротоннеля между станциями «Орехово» и «Домодедовская» записывает эту фразу в раскрытом на колене еженедельнике. Он (тот, что в стекле) уже начал свое обустройство в «Старости». Тоже – остров. Хотя бы потому, что приобретенные когда-то навыки жизни здесь не помогают. Слишком многое нужно осваивать с нуля.

Нет, я, разумеется, понимаю, что я-давний и я-теперешний тесно связаны, но все чаще ловлю себя на противоестественно-отстраненном интересе к своим старым фотографиям. Почти таком же интересе, с каким я рассматриваю фото в журнале. Кстати, мои фотографии тоже в большинстве своем черно-белые.

Вот эта, например:

ореховский новосел на строительном пустыре за углом новенького, декорированного желтым кафелем под городской дом, двенадцатиэтажного панельного барака; рядом сиротские хлыстики саженцев, которых давно нет – там теперь непролазный лес; как нет и самого пустыря, давно превратившегося в автостоянку, где тесными рядами стоят автомобили еще не запущенных тогда в производство моделей;

во взгляде его тень унылой оторопи перед свершившимся (муж, молодой отец, квартиросъемщик, практикующий – но не там! не в том! – литератор) и оторопи перед все оттягивающимся и оттягивающимся (по причинам, как казалось, неподвижной, вязкой жизни вокруг него) стартом предназначенной ему судьбы;

однако примесь тоскливой мути во взгляде и неврастеническая неуверенность позы не отменяют шибающей от всего его облика силы – еще строен, еще не раздался в кости, гибок и послушен его позвоночник, натянута на лице кожа;

а сквозь легкую слякотность во взгляде пробивает дурная, оставшаяся от молодости несокрушимая уверенность, что «все еще будет!»;

именно потому и было все: не утоляемый ни работой, ни путешествиями, ни друзьями голод по жизни – холодок волнения от все еще обещавшей что-то музыкальной фразы, от вечернего тумана, облаком протянувшегося через луг; от бензинового дымка ранним морозным утром; от взгляда женщины из окна автобуса, который он встречает, не опуская своих глаз; от типографского запаха только что купленной книги и т. д. и т. д. (список этот можно длить бесконечно);

и как раз та маета, то нетерпение, та ничем не мотивированная уверенность и делали жизнь (мою, нашу) – такую скособоченную, такую тормозившую на каждом шагу – тугой, наполненной, счастливо завершенной там же и тогда же.

Или вот фотография (уже цветная) сидящего на ступенях турецкой мечети…

Или…

Ну и так далее…

Я знаю, что это было. Точно было.

Только почему «было»? Оно-то как раз и есть. И оно будет всегда, потому как уже состоялось.

И старые наши фотографии – как и записанные когда-то дешевые шлягерные песенки, как и снятые когда-то фильмы, как крыльцо в малоярославецком доме, которое он (я) строил вместе с отцом в 1964 году, и т. д. – воспринимаются чем-то вроде почтовых открытки с тех, отставленных нами во времени, островов.

1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 57
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?