Тутанхамон. Сын Осириса - Кристиана Дерош-Ноблькур

Эйэ определенно был человеком Эхнатона, его наиболее верным сторонником в городе Шара, старшим конюхом царского коня, начальником колесниц, личным писцом царя (знаменитый «Гимн Атону» был высечен на его гробнице), царским опахальщиком и, помимо всего прочего, итнетером, «Божественным отцом» или «Отцом бога». Уж не был ли он тестем фараона?

В последние годы возникло предположение, что он был отцом Нефертити и, овдовев, женился на Тей, которая могла быть кормилицей (няней) или, по крайней мере, приходиться мачехой будущей царице. Но Эйэ нигде не упоминается как «отец» царицы; это предположение выглядит заманчиво, но доказать его невозможно.

Непосредственно перед юбилеем (или праздником седа) Аменхотепа III придворные принца организовали празднества, на которых Аменхотепа IV должны были провозгласить соправителем. В то время принц решил построить новый храм, посвященный Восходящему солнцу (Ра Харахти), – к востоку от святилища в Карнаке, намереваясь стать его верховным жрецом. Он определил новую божественную ипостась, какой он ее себе представлял, и хотел бы видеть в Карнаке: «Ра-Харахти-который-торжествует-на-горизонте-во-имя-солнечного-света (Шу), который-является-в-Солнечном-Шаре (Атон)».

Таким образом, юбилей Аменхотепа III соотносился с юбилеем бога, который, подобно фараону, после долгого периода жизни должен был возродиться на горизонте по завершении мистерий седа. Во время церемоний Аменхотеп III должен был пройти через некое подобие смерти; этот обычай имитировал варварское ритуальное убийство постаревших вождей в доисторическом Египте. Он облачался в одеяние Осириса, бога, за убийством которого последовало рождение его сына Гора, чья жизнь – залог вечного существования всего сущего. Затем он вновь являлся, подобно Гору, восходящему солнцу, чтобы начать новый цикл. Находящийся рядом сын, Аменхотеп IV, ставший соправителем, символизировал его возрожденные силы и позднее официально провел теологическую реформу в попытке заново определить истинную природу бога.

Столь важный этап божественной жизни фараона был отмечен определенными изменениями в святилище и возведением новых монументов. Аменхотеп III решает воздвигнуть (или расширить) храм Амона в Солебе, в Суданской Нубии. По изысканности он стал соперником луксорскому храму. Планированием и проведением работ занимался Аменхотеп, который возвел в святилище прекрасные цветочные колонны, назначил храмовых жрецов и провел торжественные церемонии седа. На празднования в Нубию прибыли многие высокие официальные лица, включая Расеса, царского писца юга. В честь юбилея Аменхотеп доставил в Фивы две монолитные статуи высотой в 40 локтей, высеченные в каменоломнях Красной горы в Гебель-эль-Ахмаре в северном Египте. Это знаменитые колоссы Мемнона, которые до сих пор стоят у пилонов заупокойного храма Аменхотепа III перед входом в фиванский некрополь. Создателем их, вероятно, был главный скульптор царя, Мен, работавший в Гебель-эль-Ахмаре, чей безукоризненный вкус и мастерство не вызывают сомнений. Его сын, Бак, тоже скульптор, стал одним из придворных соправителя, распоряжениям которого он неукоснительно следовал. Классический стиль, в котором телам и лицам членов царской семьи придавалась соразмерность и гармоничность, уступает место полному и беспощадному реализму; всю правду надлежало сохранить в камне, чтобы средствами искусства выразить новую идею божественного воплощения. Баку, вероятно, было поручено вырезать впечатляющие статуи-колонны Аменхотепа IV для того самого храма к востоку от Карнака, который принц построил и посвятил солнцу в начале своего правления. Такая реформа могла увенчаться успехом только при условии, что ее поддержит большинство населения и элита сочтет ее необходимой. Инновации Эхнатона, которого называют «величайшим мистиком древности», привели к глубоким переменам в жизни египетского общества на всех уровнях. Упрощение теологии, чтобы она стала понятной всем; воссоединение людей с богом, представленным как сияющий диск, изливающий свой свет на всех; утверждение, что жрецам известно «со времен богов»: люди рождаются равными и только «греховность различает их»; объединение человечества путем сближения его с иными формами жизни и напоминания ему о тесной связи между камнями, растениями, животными и людьми, а также запрещение магии, которая препятствует моральному совершенствованию, – таковы главные составляющие великого плана Аменхотепа IV.

Кроме того, он собирался освободить жителей городов от удушающей власти традиции, открыть перед ними новые горизонты и заставить их выйти за рамки жестких догматов веры, которые много столетий довлели над их мыслями. В первые три года совместного правления принц и его сторонники предприняли решительную атаку на утвердившиеся обычаи. Самым быстрым и осязаемым результатом, помимо новых форм в искусстве, явилось использование разговорного языка в официальных документах, что ранее было запрещено. Подобные радикальные перемены, разумеется, встретили большое сопротивление. На самом деле подобный эксперимент мог быть предпринят только во время совместного правления, притом что старый царь оставался в своей фиванской столице и продолжал управлять государством через своих старших чиновников. Это позволило молодому царю, при поддержке семьи и преданных друзей, возвести новый город и засеять целинную землю семенами неслыханной реформы. В Фивах новые веяния распространялись медленнее, хотя Расес, визирь юга, украсил свою гробницу как в классическом, так и в современном стиле. Изящные, стилизованные барельефы и росписи соседствовали на стенах его заупокойной молельни с вызывающе реалистическим портретом молодой царской четы, сидящей у окна в своем дворце.

Для своих опытов Аменхотеп IV выбрал местность вблизи Гермополя, города Тота, бога мудрости, в XV номе Верхнего Египта. Этот участок на восточном берегу Нила протяженностью около шести с половиной миль ограничен со всех сторон Арабской грядой, образующей здесь практически полукруг. За несколько лет Аменхотеп IV возвел на голой земле город-мечту с дворцами и небольшими домами в окружении великолепных садов и назвал его Ахетатон (горизонт шара). Нынешнее его название – Тель-эль-Амарна – составлено из двух названий: современной деревни на севере – эль Тилл – и племени Бени Амран, которое когда-то обитало в этом районе. Четырнадцать величественных стел, высеченных из камня, отмечали границы новой столицы.

Три первые пограничные стелы (одна из которых располагалась в северной оконечности города, а две другие – на юге) датируются четвертым годом совместного правления. На них стоят слова клятвы Аменхотепа IV, который официально заявил, что он клянется никогда не покидать пределы «этого чистого города» ради севера или юга. Он поклялся, что никто, даже царица, не заставит его искать более подходящее место для поклонения Атону. Он собирался воздвигнуть пять святилищ и два главных дворца, один для фараона и другой для царицы, а также изъявил желание построить на восточной горе гробницы для себя, для Нефертити и для царевны Меритатон, добавив при этом, что если кто-либо из них умрет в другом египетском городе, то его тело должно быть перевезено для захоронения в Ахетатоне. Он также приказал возвести гробницы для священного быка, Мневиса, для верховного жреца и других жрецов Атона, для знатных сановников и других подданных.

Все сооружения располагались в восточной части города. Это было сделано умышленно, поскольку согласно многовековой практике некрополи возводились на западном берегу Нила, там, где солнце уходило вместе с умершим, который после ритуала Осириса возрождался вновь, пройдя множество таинственных превращений. Еретически настроенный царь яростно противостоял обычаям, которые воспринимал как магические; по его представлениям, после захода солнца ничто не жило, и все погружалось в некий космический сон, ибо «дыхание жизни» едва достигало ноздрей спящих.