Опасность желания - Элизабет Эссекс

— У тебя холодные руки, но, я думаю, это нормально. Во всяком случае, лучше, чем горячие и воспаленные. — Хью улыбнулся. — Согни пальцы. Хорошо. Вроде бы все в порядке. — Он опять принялся бинтовать руку. — Первис оставил мазь, которая ускорит заживление, когда мы снимем швы.

— Когда это будет?

— Первис сказал, через десять дней. — В голосе капитана явственно слышались напряжение и недовольство. На его физиономии были написаны те же чувства. Он даже зубами скрипнул.

— Но ты хочешь, чтобы я приступила к работе раньше.

Он бросил на нее быстрый оценивающий взгляд.

— Да, я могу тебе дать только пару дней.

— Этого вполне достаточно. Мы можем приступить к планированию операции немедленно. — Поскольку капитан хранил молчание, продолжая сосредоточенно бинтовать ее руку, Меггс спросила: — Ты собираешься рассказать мне, в чем заключается работа, или это жуткая тайна?

Капитан закончил работу и снова устремил на Меггс внимательный оценивающий взгляд ледяных глаз. Он явно не собирался делиться с ней секретами. Держит язык за зубами.

— Чем меньше ты знаешь, тем лучше.

Если она хочет выбраться из этой передряги живой и здоровой, придется как-то договариваться с этим трудным человеком.

— Ты в нашем деле человек новый, поэтому прими один совет: чтобы дело прошло гладко, тебе лучше рассказать мне все о том, кого мы собираемся обчистить и почему.

— Если тебя схватят констебли, — возразил он, — чем меньше ты будешь знать, тем меньше расскажешь. Так безопаснее для нас обоих.

Какая наглость!

— Я не болтаю! Никогда не болтала и не буду. И ты же сказал, что я могу не опасаться властей.

Почему-то при этих словах лицо капитана покрылось румянцем, а голос стал сдавленным.

— Если тебя поймают констебли, будь уверена, что я тебя вытащу. Тебя сразу отпустят, можешь не сомневаться.

— Вот как? Значит, мы будем красться на цыпочках через освященные традициями залы правосудия? Что ж, пусть так. Но ты оставляешь меня в неведении, и я буду, как гробокопатель, по уши в грязи и никакой свободы для маневра. Это не принесет пользы ни одному из нас. Так что чем больше я знаю, тем лучше. Пойми, я планирую свою работу. Каждую.

— Даже с тем членом парламента на Кокспер-стрит? А мне показалось, что ты действовала совершенно спонтанно.

— В тот раз да, — призналась Меггс, — и смотри, до чего это меня довело. Я убегала от погони почти через весь Лондон, повредила руку и попала сюда, чтобы выполнить какие-то неопределенные незаконные действия от имени его жирного величества немчуры Джорджи. Что-то всегда может пойти не так. Поэтому лучше планировать. Итак, что мы должны украсть?

Капитан в очередной раз устремил на нее кинжально-острый взгляд проницательных голубых глаз, тяжело вздохнул и сказал:

— Информацию.

— Хм. Ты имеешь в виду какие-то материальные улики? Речь ведь не идет о том, чтобы подслушивать или подсматривать, я правильно понимаю? На самом деле такие вещи достать тяжелее всего. Они могут быть слишком разными, и спрятать их можно где угодно. Поэтому я предпочитаю красть деньги. Человек обычно хранит их лишь в нескольких строго определенных местах, и их достаточно легко найти. Ну а «информация»… С кого мы начнем?

— Это будет один лорд. Или два. Ну… семь.

— Семь, — повторила она. — Здорово. Ничего сложного в этом нет. Так… ерунда. Но вообще-то я рада, что это «сливки общества». Мне нравится чистить их карманы. От них лучше пахнет, да и добыча больше. Мы будем работать только с ними?

Хью сразу превратился в истинного морского капитана, командира, слово которого — закон.

— Во всех случаях ты будешь красть только бумаги, если они будут. Никаких кошельков и часов. Надеюсь, это понятно?

— Все будет зависеть от обстоятельств.

— Никаких «обстоятельств».

Меггс и подумать не могла, что его физиономия может выглядеть суровее. Оказывается, может. Челюсть — та вообще окаменела.

— Послушай: ты позволяешь своим понятиям о чести мешать бизнесу. Подумай, что будет, если ты освободишь этого лорда от нужной тебе информации, а все остальное останется при нем. Он же не дурак, сразу поймет, за чем шла охота, и станет вдвое осторожнее или даже сбежит. Ну а если он лишится всего движимого имущества, которое находилось при нем, то будет думать, что грабитель охотился именно за ценностями, а бумаги прихватил случайно. Во всяком случае, он не станет спешить. А если за ним не придут, он расслабится и вообще утратит бдительность. Понимаешь? И тогда у него можно будет изъять все, что тебе надо, и посадить в кутузку.

Капитан отвел глаза, его лицо было абсолютно неподвижным — ну чисто гранитная статуя.

— Понимаю, — наконец сказал он. Но ее логика ему явно не нравилась. Сжав губы в тонкую линию, он еще некоторое время помолчал, потом изрек: — Но ты не оставишь эти вещи у себя. Ни деньги, ни часы.

— А что ты с ними сделаешь? Будешь держать у себя? Кто-нибудь случайно обнаружит — неприятностей не оберешься. Продашь? Могу помочь. Я знаю парочку барыг, которые тебя не надуют.

— Понимаю, ты лучше знаешь, что делать с подобными вещами. И все равно будет так, как я сказал. Никакого присвоения движимого имущества! — прорычал он. — Ты отдашь любую собственность, которую украла вместе с бумагами. Я понятно выражаюсь?

— Вполне, — сообщила Меггс и мило улыбнулась, сразу став похожей на невинную дочь викария. С тем же ангельским выражением лица она молча положила на стол золотой карманный хронометр капитана.

Хью пришлось сделать над собой воистину титаническое усилие, чтобы не разинуть рот в немом изумлении. Он только не удержался и похлопал рукой по жилетному карману. Там ничего не обнаружилось. Он отлично знал, как выглядят его часы, но все равно продолжал таращиться на них, словно никогда раньше не видел. Как будто не смотрел на них перед тем, как спуститься вниз. Черт бы побрал его глаза и ее ловкие пальчики.

А ведь он ничего не почувствовал. Абсолютно ничего. Вероятно, был слишком занят собственными ощущениями, хотя касался всего лишь ее руки.

Пропади все пропадом! Идиот! Кретин! Девчонка старается, пытается вникнуть в детали, а он не может ни о чем думать, кроме любовных игр.

Он откашлялся.

— Ловко сработано. Есть ли еще вещи, не принадлежащие тебе, которые ты бы хотела вернуть?

Меггс запустила левую руку за корсаж платья и достала нож для открывания писем, маленькую свечу и кожаную марокканскую закладку для книг. Пожав плечами, она мило улыбнулась и объяснила:

— Должна же я практиковаться.

Хью с трудом удержался и не притронулся к предметам, лежавшим перед ним на столе, хотя ему очень хотелось почувствовать тепло ее тела, еще исходящее от них.