Ледовое побоище. Разгром псов-рыцарей - Виктор Поротников

Все находившиеся в крепости русские невольники обрели свободу.

Пленные немцы с мрачными лицами стояли на площади возле каменной католической церкви в окружении переяславских дружинников. Они закрывались руками или отворачивались, когда бывшие невольники и невольницы швыряли в них комья липкого грязного снега.

Подошедшая пешая новгородская рать густым потоком вливалась в Копорскую крепость, недобрый слух о которой вот уже полгода гулял по Новгородской земле.

Бедослав разрезал ножом нитки, которыми был зашит рот барона Герхарда, затем втолкнул его в толпу пленных немцев, предварительно развязав ему руки.

– Поприветствуй комтура Ауэрбаха, герр Герхард, – с усмешкой промолвил Бедослав по-немецки, – да скажи ему, как ты помог нам взять Копорье.

– Не радуйся, негодяй! – огрызнулся барон Герхард, злобно кривя свои окровавленные губы. – Ливонский орден все равно завоюет владения Новгорода, и вы, русские свиньи, все едино будете нашими рабами! А тебя, мерзавец, бог даст, я убью своею рукой!

Разыскивая в крепости Василису, Бедослав столкнулся с кузнецом Онисимом. Тот никак не отставал от него, радуясь встрече и рассказывая о том переполохе, какой случился в Копорье после бегства Бедослава.

– Ох и злобствовал тогда комтур Ауэрбах! Ох он и лютовал! – молвил Онисим. – Шибко досталось тогда и слугам комтура, и воротным стражам, и мэтру Гутторму! А я бога молил, чтобы ты от погони ушел и до Новгорода добрался.

– Стало быть, услышал господь твои молитвы, друже! – Бедослав потрепал Онисима по плечу. – Видишь, я жив-здоров и даже помог Александру Ярославичу взять Копорье.

Оказалось, что Василиса сидела в подвале за свою непокорность, посаженная туда самим комтуром Ауэрбахом. Красивая пленница понравилась комтуру. и он пожелал сделать ее своей наложницей. Однако Василиса не давалась барону Ауэрбаху и даже однажды расцарапала тому лицо. Таких строптивых невольниц Ауэрбах обычно отдавал на потеху наемникам-эстам, но Василису он пожалел, восхищенный ее красотой, а также надеясь сломить ее упорство голодом и темным подвалом.

Выйдя на свет из густого подвального мрака, Василиса поначалу закрыла глаза ладонью, ослепленная яркими солнечными лучами, поэтому она не сразу узнала Бедослава. Он же мигом узнал ее и, расталкивая новгородских ратников, подбежал к Василисе, радостно схватив ее за плечи. Осознав наконец, что ее мучениям пришел конец, Василиса бросилась в объятия к Бедославу и разразилась неудержимыми рыданиями.

Отыскал своих сыновей и Пятунка Евсеич, но не живыми он их обнаружил, а мертвыми. Оба сына Пятунки, и с ними еще трое невольников, висели в петлях на перекладинах, укрепленных крест-накрест на столбах, вкопанных в мерзлую землю рядом с южной угловой башней. Как пояснил Пятунке кузнец Онисим, таким образом немцы казнили тех невольников, кто неоднократно пытался бежать или покалечил стражника. Сыновья Пятунки трижды пытались сбежать, за это немцы их повесили в назидание прочим невольникам.

Помимо этого открылись и другие злодейства ливонцев. В крепостном рву русичи обнаружили девять нагих обезображенных женских тел – это были те из невольниц, которых немцы отдали наемникам-эстам. Содержать рабынь наемникам было негде, поскольку они сами ютились в небольших тесных домиках. Потому-то несчастных женщин после насилий и издевательств наемники просто убивали и сбрасывали их бездыханные тела со стены в ров.

Наемники-эсты не только охраняли невольников и несли стражу на стенах крепости, они также ловили беглецов и служили палачами. За это невольники ненавидели эстов сильнее немцев.

Пятунка Евсеич и несколько других смердов, опознавших среди мертвых невольниц своих сестер и дочерей, попросили Александра Ярославича отдать им несколько наемников-эстов на самосуд.

– Не вы их будете судить, а я буду их карать за такие злодеяния! – сказал смердам Александр Ярославич. – Среди эстов есть те, кто до прихода ливонцев платил дань Новгороду и клялся нам в вечной дружбе. Переметнувшись на сторону ливонцев, эсты запятнали себя еще и предательством, вдобавок к свершенным ими жестокостям.

По приказу Александра Ярославича, в низине рядом с крепостью были установлены виселицы, на которых были повешены пленные наемники-эсты, все до одного.

Копорскую крепость русичи сожгли, побросав в бушевавшее пламя и трупы убитых ливонцев.

Пленные немцы были приведены в Новгород, их участь зависела от дальнейших враждебных или миролюбивых действий Ливонского ордена.

Стремительность, с какой Александр Невский захватил и разрушил Копорье, добавила к его славе удачливого полководца еще больше блеска. Те из новгородских бояр, кто желал войны с Ливонским орденом, полагали, что пришла пора за все рассчитаться с ливонцами сполна. В боярской думе звучали воинственные речи о том, что немцев нужно выбить из Пскова и Изборска, отбросить их от Чудского озера. Кто-то даже настаивал на том, чтобы отвоевать у ливонцев город Юрьев.

Александр Ярославич и сам собирался в поход на Псков. Князь не спешил с выступлением из Новгорода, так как основательно готовился к походу, понимая, что если немцы запрутся во Пскове, то выбить их оттуда будет очень непросто. Псков имел высокую деревянную внешнюю стену и сложенный из камня детинец – Кром. Осаждать Псков в летнюю пору было тем труднее, поскольку город с трех сторон омывают воды реки Великой и ее притока, речки Псковы.

В Новгороде ожидалось прибытие младшего брата Александра Ярославича, Андрея с суздальской дружиной. Были разосланы гонцы в Ладогу, Порхов и Русу, где тоже был объявлен сбор ратников. Помимо этого новгородцы призвали своих давних союзников чудских и ижорских князьков, которые и в прежние времена помогали Новгороду в противостоянии то с данами, то со свеями. Чудь и ижора приняли от русичей православную веру, освоили русский язык, ставший разговорным среди различных лесных финно-угорских племен. Насаждение данами и немцами латинской веры, новых поборов и своего языка вызывало резкое недовольство среди чуди и их соседей, которые уже уверовали в единого христианского бога и не могли понять, почему католические священники настроены так враждебно к православным церковным обрядам.

В награду за смекалку и отвагу, проявленные при взятии Копорья, Александр Ярославич одарил Бедослава конем и кошелем, полным серебряных монет. Это были немецкие деньги из личной казны комтура Ауэрбаха.

Теперь отношение Ивана Мелентьевича к Бедославу резко поменялось. Купец больше не задирал нос перед ним. Еще бы! Бедослав не просто разбогател, но вступил в дружину Александра Невского!

Когда Бедослав и Василиса пожаловали в гости к Ивану Мелентьевичу, чтобы забрать у него дочь Василисы, тот был любезен и улыбчив, сыпал остротами и упрашивал сестру отведать его угощения. Василиса была замкнута и неразговорчива. Одевая дочь, она не обращала внимания на брата, не слушала его остроты. Весь ее вид говорил, что она не забыла унижения, перенесенные ею в доме Якова Катыря по вине Ивана Мелентьевича. Не забыла и не собиралась прощать брата, поступившего с нею как с рабыней.