Танец мотыльков над сухой землей - Марина Москвина

* * *

Сидим в кафе с поэтом Еременко. Он уронил на стол пепел от сигареты, лизнул палец, прилепил пепел и съел.

— Запомни, — сказал он. — Пепел — он стерильный. Любой пепел!

* * *

Еще будучи уральским художником, Александр Шабуров приехал с выставкой в Москву.

— Как тут у вас, в М-москве, медленно из гостей в гости п-передвигаться, — ворчал он недовольно. — Вчера был т-только в восьми гостях, а в Свердловске усп-певаю за вечер в гостях д-двенадцати-п-пятнадцати побывать. Причем из восьмых пришлось уйти уж очень быстро. Мой д-друг, у которого я живу, — мы с ним вместе ходили — так нап-пился (я-то не п-пью и не к-курю), что через десять м-минут упал лицом в салат. И н-нам пришлось удалиться к себе домой, рискуя обидеть хозяев столь стремительным визитом.

* * *

— Ты счастлив? — спрашиваю я у Шабурова.

— Да — в общем и целом, — он отвечает. — …А куда деваться-то?

* * *

Старый приятель попросил написать добрые напутственные слова на книгу его подруге.

— Да ты напиши сам, — сказала я ему, — и поставь мое ничем не скомпрометированное до этой просьбы имя.

* * *

Едем в машине — Татьяна Бек, Дина Рубина и я. Таня говорит:

— Я была на вечере Окуджавы, и там все закричали «браво», и я тоже крикнула «браво». А мне женщина рядом сказала: «Надо кричать не „бра́во“, а „браво́“, иначе вы не прорветесь, не выделитесь… Я старый квакер, я знаю!» Можете взять это себе, — предложила нам Таня, — использовать в романе.

Пауза.

— Я тебе уступаю, — величественно сказала мне Дина.

* * *

Мы с Диной Рубиной заглянули в буддийское издательство «Открытый мир», а там на стенке висит большой портрет далай-ламы.

— Ой, как на Стасика Митина похож! — обрадовалась Дина.

— Да ничего подобного! — воскликнула я, чтобы хоть как-то сгладить ситуацию.

— Похож, похож, — говорит Дина, — ты не видела, как он постарел.

* * *

Марина Князева, мастер устного слова, кавалер ордена русско-французских культурных взаимоотношений:

— Ты знаешь, какой со мной в Страсбурге случился конфуз? Я с детства любила Гете. И вот иду по улице и неожиданно в тумане на площади возникла фигурка с длинными развевающимися волосами, в пальто с поднятым воротником… Я подошла, а это памятник Гете. И я разрыдалась. Я плакала и в голос причитала: «Ну, вот мы с тобой и встретились, Вольфганг!»

* * *

Докладываю радостно Седову, что по моему письму его рукопись включили в Федеральную программу, теперь дадут деньги на издание, выйдет книга.

Седов — с негодованием:

— Кому ты рассказываешь об этом?! Нет, ты соображаешь? Если ты заглянешь ко мне в душу, ты увидишь, что там горит костер, и на этом костре горят книги, все до одной, в том числе и моя!!!

* * *

— Зачем ты выбросила мои ботинки? — кричит Леня. — Да, молния на них сломалась, ну и что? Утром встал, надел, скотчем прихватил и пошел, а вечером отодрал и лег, потом утром опять прихватил!..

* * *

— Я такой была красильщицей раньше, — говорила Люся. — А сейчас развожу краску, завариваю, кладу предмет, а когда вынимаю — вода стекает, а он остается такого цвета, какого и был. Так что теперь у меня художественный свист выходит на первое место.

* * *

Позвонили из Союза писателей и спросили — какого я года рождения?

— А то у нас тут написано — 1854!

— Так и есть, — я им ответила.

Не стала разочаровывать.

* * *

Мой издатель Надежда Холодова иной раз пропадет куда-то, не пишет, ничего, а ты сидишь без пфеннига и уже хотел бы продвинуть дело. Вот она звонит после такого перерыва, а Леня тянет мне трубку и говорит:

— Иди, это твоя последняя Надежда…

* * *

Сережка — маленький — спрашивает:

— Я не пойму, мы хорошо живем или плохо?

* * *

Вернулась домой, рассказываю:

— Захожу в журнал «Дружба народов» в отдел прозы: «Новые писатели нужны в литературе?»

Серега, не дослушав:

— …Нет, что вы! Старых-то никак забыть не можем.

* * *

— Если б ты знала, — сказал Леонид Бахнов, — как мне пришлось из-за тебя сражаться с корректором. Она хотела у тебя переменить все знаки препинания — на противоположные!

* * *

В 80-е годы художник Анатолий Орехов и Леня Тишков отправились на заработки в Тюменскую область — расписывать детские сады. Толя был толстяком, решил худеть, да и вообще они старались поменьше тратиться. Письма шли очень долго, поэтому я им послала телеграмму:

«Кампанию похудения одобряю и поддерживаю».

Им ее отдали на почте, они смотрят — одно слово заклеено. Что такое? Оторвали бумажку — а в слове «похудения» пропущена буква «д».

* * *

Карикатурист Виталий Песков шагает по Цветному бульвару, а ему навстречу бывший сотрудник «Литературной газеты», немного спившийся — в обеих руках авоськи с бутылками, брюки расстегнуты.

Виталий ему:

— Ты б хоть ширинку застегнул!

А тот развел руки в стороны и отвечает:

— Не на что!

* * *

Якову Акиму принесли телеграмму от Марка Соболя и Григория Граубина — из Забайкалья, из города Красный Чакой:

«Пока еще глотка глотает, пока еще зубы скрипят тчк»

* * *

Дочь Якова Акима, Ира, зашла в Чите к писателю Григорию Граубину. Ее сопровождала церковная женщина, знавшая Граубина исключительно понаслышке и даже не мечтавшая очутиться у него в гостях.

Обе они были поражены непритязательностью быта известного писателя на фоне его очевидного духовного богатства.

— Жилище Гоши, — сказала Ира, — можно было бы назвать приютом отшельника, все ветхое, полуразрушенное, — если бы не шкура питона, висевшая на стене и своим экзотическим видом нарушавшая представление о запредельной бедности простого читинца. Хотя церковные люди умеют скрывать эмоции, моя спутница не выдержала и выказала свое изумление. На что старик Граубин воскликнул горделиво: «Это я его убил!..»

* * *

Про Марка Соболя кто-то отозвался уважительно:

— Он хоть и старый был, но ухажеристый.

* * *

В Нижнесергинский книжный магазин, к удивлению односельчан Лени Тишкова, завезли книгу «Самоучитель стриптиза», внизу помельче — подзаголовок: «Стриптиз в домашних условиях». Новенькое, с иголочки, глянцевое издание. А рядом на полке — выцветшая от времени, пожелтевшая брошюра: «Грибы у дома».