Гибель советской империи - Валерий Евгеньевич Шамбаров

их мог не каждый. Дефицитные вещи продавались только «для членов кооператива». А вступить в кооператив было легко, прямо в магазине. Но только с эстонской пропиской. Для приезжих эти товары оставались недоступными.

Сельское хозяйство в Эстонии оказывалось не убыточным, а прибыльным! Колхозы имели почти полную самостоятельность. При уборке картошки десятки колхозов по утрам присылали свои автобусы к городскому рынку. Возле них вывешивались расценки, и стекались люди, нанимались на день. Платили таким поденщикам очень хорошо. В этот период даже заводские рабочие брали отпуска за свой счет – подзаработать на уборке картошки. Это было выгодно. А домохозяйки, подростки могли заработать сбором грибов, ягод. Стоять с ведрами возле шоссе и продавать их не требовалось. Сдавали в кооперативы по неплохим ценам, и продукция шла в кооперативные магазины. А вот на Россию подобные модели почему-то не распространялись.

В Прибалтике бросалась в глаза и масса клубов, общественных организаций – от хоровых и танцевальных, студенческих, до клубов филателистов, шахматистов и т. п. Все они кем-то финансировались, имели свои помещения. И в этих общественных организациях так или иначе присутствовал дух национализма. Он открыто не пропагандировался, но и не преследовался. Услышать националистические высказывания можно было нередко, и никакой ответственности это не влекло. В те времена мы еще не понимали, почему здешняя жизнь настолько отличается от российской. Но сейчас, задним числом, отчетливо видно: для Прибалтики уже создавались «особые условия», уже закладывались кем-то предпосылки к ее отделению. Закладывались в эпоху Хрущева, когда под Москвой или в Вологде сажали кукурузу и громили храмы.

В республиках Закавказья, Средней Азии, Казахстане, тоже не было религиозных преследований. Действовали мечети. А в Армении и Грузии – христианские храмы, даже партийные работники крестили своих детей, за что в России, на Украине, в Белоруссии любой коммунист поплатился бы партбилетом. Сохранялись здесь и возможности личного обогащения – вполне легальные, жители по высоким ценам продавали государству мандарины, виноград, шерсть. Представители южных республик вовсю торговали на русских рынках, организовывали системы переправки товаров. Это оказывалось можно. Но русские колхозники со своими товарами на закавказские и среднеазиатские базары почему-то не ездили…

А в Ферганской долине существовал некий «независимый» центр ислама. Здесь были особые мечети, школы, не пойми откуда появлялись улемы, наставляя учеников. И этот «независимый» центр не подчинялся духовному управлению муфтия в Ташкенте! Он оказывался неподконтрольным и для местных властей, которые даже не пытались вмешиваться в его деятельность. Откуда-то знали, что «нельзя». Но и Москва такого центра «не замечала». Стоит ли удивляться, что после крушения СССР в Ферганской долине возникнет мощный очаг исламизма?.. И можно ли после этого говорить, что в советском руководстве не было тайных влияний? При новых лидерах они никуда не исчезли.

Брежнев и его команда

После отставки Хрущева перемены в верхах, как обычно, сопровождались кадровыми перестановками. Аджубея выгнали из ЦК, из «Известий» и с других высоких постов. Отныне мужу Рады Хрущевой пришлось зарабатывать на жизнь простым журналистом, и даже не под своей фамилией, а под красноречивым псевдонимом Радин. Заодно с ним слетел со своего поста начальник Отдела агитации и пропаганды ЦК Ильичев, слишком близко спевшийся с Аджубеем и чересчур славословивший Хрущева. Но они стали исключением. Брежнев старался обходиться без «резких движений». Микояну позволили досидеть в креслах председателя Президиума Верховного Совета и члена Президиума ЦК до 70-летнего юбилея, дали шестой орден Ленина и с почетом проводили в отставку. Оставили при этом членом ЦК и членом Президиума Верховного Совета. Точно так же, «по возрасту», проводили на пенсию хрущевца Шверника.

А Брежнев стал исподволь формировать в руководстве собственную «команду». На место Микояна во главе Верховного Совета СССР провел Подгорного. Своих друзей, Дмитрия Устинова и Андрея Кириленко, работавшего под его началом в Запорожском и Днепропетровском обкомах партии, продвинул секретарями ЦК, Черненко поставил заведующим Общим отделом ЦК – это было ключевое место, подбор и назначение кадров. В правительство заместителем Косыгина устроил Тихонова. Руководить собственным секретариатом поставил Цуканова, управляющим делами ЦК – Павлова. Их Брежнев тоже знал по Днепропетровску, по Молдавии.

При перестановках были вознаграждены активные участники заговора. Шелепин, Шелест, Мазуров вошли в Президиум ЦК. Не забыли и первого секретаря Ставропольского крайкома Кулакова, обеспечившего закулисные совещания в горах. За сельское хозяйство в партийном руководстве отвечал ставленник Хрущева, Леонид Ефремов. Теперь их поменяли местами. Ефремова послали первым секретарем в Ставрополь, а Кулакова перевели секретарем ЦК в Москву, курировать сельское хозяйство. Кстати, там же, на Ставрополье, уже обозначилась и фигура будущего главы партии. Михаила Горбачева.

Новое руководство принялось искать выходы из тупика, в который загнал страну Хрущев. Первым делом было отменено разделение партийных, советских и комсомольских органов на промышленные и сельскохозяйственные, они снова сливались воедино. Дальше взялись за сельское хозяйство. За основу Косыгин взял примерно такие же меры, которые в свое время использовал Маленков. В марте 1965 г. прошел пленум ЦК по этим вопросам. Было принято решение повысить закупочные цены на сельхозпродукцию. Устанавливался твердый план государственных закупок на 6 лет. А если колхоз сдавал продукцию сверх плана, она закупалась по повышенной цене, в 1,5 раза дороже.

Увеличивались капиталовложения в деревню, в первую очередь на производство сельскохозяйственной техники. Все долги колхозов списывались. Хрущевская практика их преобразования в совхозы была признана ошибочной. Некоторые совхозы стали реорганизовывать обратно в колхозы. Соответственно, остановилась ликвидация «неперспективных» деревень. Прекратилась и борьба с приусадебными участками. Был принят новый Примерный устав колхозов, узаконивший право на ограниченные подсобные хозяйства. А вместо оплаты по выработке продукции, по «трудодням» колхозников переводили на гарантируемую зарплату. Впервые в СССР для них вводились пенсии.

Эти меры очень быстро дали результаты. Деревенское население окрылилось. Почувствовало внимание к себе. Вместо дерганий и экспериментов можно было спокойно развивать хозяйство, сдавать продукцию по новым ценам. Можно было снова разводить огороды, выращивать кур, коз, овец, свиней без опаски, что завтра всего лишишься. Положение с продовольствием стало выправляться, продукты наполняли прилавки магазинов, рынки.

К следующему, сентябрьскому пленуму ЦК под руководством Косыгина разрабатывались реформы промышленности, и завязалась борьба двух проектов. Один продвигал академик Глушков, он развивал программу централизации экономики, создания вычислительных центров, которые объединятся в Общегосударственную автоматизированную систему учета и обработки информации, ОГАС. Таким образом в СССР возникнет уникальное автоматизированное управление всей экономикой. Другой вариант предлагал харьковский экономист Либерман. Переводить управление экономикой не на административные, а на рыночные рычаги. Главным показателем сделать не объем выпускаемой продукции, а прибыль. Чтобы часть ее предприятия могли оставлять в своих фондах,