Малефисента. Владычица тьмы - Элизабет Рудник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Малефисента была озадачена. Днём ранее, увидев, как тёмная магия, которой она владела, припечатала эльфа Борру к стене, Коналл был явно расстроен. Ему хотелось видеть Малефисенту другой... более доброй, более хорошей, что ли. А теперь он говорит, что она может всех их спасти?
– Ты держишь в своих руках жизнь и смерть, – таинственно и несколько напыщенно продолжал говорить Коналл. – Разрушение и возрождение. Но величайшая твоя сила – это способность к изменению, трансформации. Ты трансформировалась, когда потеряла свои крылья. И когда ты вырастила Аврору. И когда сумела найти любовь среди боли. – Коналл придвинулся так близко, что едва не касался Малефисенты.
Она переступила с ноги на ногу. В этом сильном, красивом эльфе было что-то такое, что заставляло её нервничать.
– Ты последняя из его потомков. – Коналл вновь перевёл взгляд на кости феникса. – В твоих жилах течёт его кровь. И я прошу тебя собрать всю свою боль, весь свой гнев – и не использовать их. Пусть последним превращением тёмной феи станет покой.
Внезапно захлопали крылья, и этот звук эхом прокатился по залу. Оторвав взгляд от Коналла, Малефисента увидела опустившегося неподалёку от них Борру. Как обычно, пустынный эльф выглядел хмурым, глаза его гневно смотрели перед собой. Малефисента затруднялась сказать, на кого был направлен гнев Борры – на неё или на весь белый свет. В конце концов она решила, что и на то и на другое сразу. Коротко кивнув Борре, Коналл заговорил снова. Малефисента не очень понимала, почему он так старается привлечь её на свою сторону, но продолжала внимательно слушать.
– Вересковые топи – последнее наше действительно природное прибежище на земле, – сказал он. – Тем не менее королевой топей ты объявила человека. Дочь, о которой ты так печёшься...
– У меня нет дочери! – резко оборвала его Малефисента
Эти слова сорвались у неё с языка прежде, чем она успела о них подумать. Сорвались сами. Услышав, как они прозвучали наяву, а не у неё в голове, Малефисента почувствовала боль в сердце и машинально дотронулась до своей всё ещё не зажившей раны. До этого момента Малефисента не позволяла себе признать то, что на самом деле уже стало правдой: Аврора больше не была частью её жизни. Произнесённые слова подтвердили эту истину, боль от которой была сильнее, чем от любой раны.
Увидев выражение её лица, Борра безжалостно улыбнулся и объяснил причину своего появления:
– Я только что узнал, что через три дня в замке будут праздновать свадьбу. Люди съедутся на неё отовсюду. Знатные, важные люди. – Борра подошёл ближе и, казалось, был в восторге от этой новости. Малефисента не понимала причин такой радости до тех пор, пока он не добавил: – Мы убьём короля и королеву Ульстеда. И их юного принца тоже.
Слова Борры эхом отражались от стен, пока не растворились в наступившей тишине. Малефисента стояла неподвижно, зато мысли у неё в голове неслись с бешеной скоростью. Нет, она вовсе не возражала против того, чтобы король и королева Ульстеда заплатили за то, что они сделали. Филипп? И Филипп тоже. Тут же мелькнула мысль об Авроре с её чувствами к принцу. Если принц пострадает или будет убит – что тогда станет с Авророй?
На смену этой мысли пришла новая. Да, у Авроры будет разбито сердце – но так ли уж это окажется плохо? И до каких пор Малефисента должна заботиться и опекать Аврору? Всего лишь несколько дней назад мысль о том, что Аврора может испытать боль, привела бы Малефисенту в ярость. Теперь тёмная фея совершенно ничего не чувствовала, словно окаменела.
Ничего не сказав в ответ, она равнодушно пожала плечами, отвернулась и продолжила рассматривать кости феникса. Пусть Борра затевает войну, пусть. А она посмотрит, что потом возродится из пепла.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ИНГРИТ ЧУВСТВОВАЛА, ЧТО НАЧИНАЕТ УСТАВАТЬ. ОБЪЯВЛЯЯ О СВАДЬБЕ, ОНА, КОНЕЧНО, ПОНИМАЛА, ЧТО СРАЗУ ПОЯВИТСЯ МНОЖЕСТВО ДЕЛ И ВОПРОСОВ, которые нужно решить – но даже не представляла, как же будет трудно столько времени прикидываться, будто ты счастлива и тебя ужасно волнуют все детали предстоящих торжеств. За последние два дня ей приходилось изображать восторг, выбирая, каким будет свадебный торт и украшения из живых цветов на свадьбе. Пришлось прослушивать бессчётное количество оркестров, споривших за право сыграть свадебный марш (Ингрит уже возненавидела эту мелодию!). А ещё ей нужно было ворковать с Филиппом и Авророй и восторгаться музыкой, которую они выбрали для своего первого танца, открывающего свадебный бал.
Как же она от всего этого устала!
А пока Ингрит стояла в апартаментах Авроры, ожидая, когда невеста выйдет из-за больших ширм, отгородивших часть комнаты. Она слышала, как девчонка хихикает со своими служанками, а затем вдруг настала тишина, и Аврора вышла на свет.
Если бы у Ингрит была хоть капелька чувств к своей будущей снохе, она бы, наверное, ахнула, или прижала бы ладони к груди, или сделала бы ещё что-нибудь – потому что Аврора была так прекрасна, что дух захватывало. При этом платье на ней было очень простое, без кружев и драгоценных камней, но именно благодаря этому оно с особой силой подчёркивало прелесть самой девушки. На щеках Авроры играл здоровый румянец, губы казались розовыми, нежными (нижнюю невеста, волнуясь, прикусила идеально ровными белоснежными зубками). Длинные золотистые волосы накрывала вуаль – тончайшая, словно паутинка, с простым, но изящным узором.
Но, как уже было сказано, Ингрит к Авроре была совершенно холодна и потому всего лишь сказала лишенным интонации голосом:
– Ты великолепно выглядишь, Аврора.
– Я очень рада, что нравлюсь вам, ваше величество, – обрадовалась Аврора, не заметив (или не пожелав заметить) равнодушного тона королевы.
Ингрит пошла ей навстречу, но вдруг остановилась и схватилась рукой за горло.
– О нет, -– прохрипела она. – Я не могу дышать!
– Что с вами?! – заволновалась Аврора.
Ингрит отступила назад, отдышалась и только после этого ответила, хмуря брови:
– Моя аллергия. Я сразу реагирую на малейший запах пыли или грязи. Скажи, Аврора, это платье доставили тебе с вересковых топей, не так ли?
И Ингрит посмотрела на платье с таким отвращением и тревогой, словно оно было живым.
– Да, – кивнула Аврора, осторожно прикасаясь к платью кончиками пальцев. – Прошу меня простить. Что я могу сделать?
– Э-э... – протянула Ингрит, делая (всего лишь делая!) вид, что раздумывает. – Быть может, тебе лучше примерить вот это платье?
Она подала знак двум служанкам, которые уже были наготове и тут же внесли в комнату свадебное платье – такое огромное и пышное, что нести его приходилось вдвоём.
Это платье было полной противоположностью тому, что было сейчас на Авроре. Её платье своей простотой подчёркивало юное очарование девушки, а платье, по приказу королевы принесённое служанками, всё внимание отвлекало на себя. Оно было очень вычурным, буквально каждый его сантиметр был расшит либо драгоценными камнями, либо пышным кружевом. Если платье Авроры было лёгким и удобным, то это, новое, выглядело жёстким и тяжёлым, словно рыцарские латы. Если шлейф на платье Авроры едва касался пола, то здесь он тянулся на добрых три метра.