Белое солнце России. Белая армия и Православие - Игорь Михайлович Ходаков

Антона Ивановича Николай Иванович Астров небезосновательно выражал беспокойство по поводу безопасности самого Деникина, на что генерал ответил: «Что касается безопасности… то она везде под сомнением. Бог не выдаст…»

И действительно, с точки зрения христианского сознания, только чудо спасло Деникина в 1937 году от похищения советскими спецслужбами. В том году бесследно исчез в Париже преемник Кутепова на посту председателя РОВС генерал Миллер. Следствие установило, что в похищении, организованном большевиками, участвовал бывший командир Корниловского полка генерал Скоблин, ставший советским агентом. Миллер был похищен 22 сентября 1937 года, в этот же день Скоблин уговаривал Деникина доставить его на своей машине 23 сентября из Франции в Брюссель на празднование юбилея Корниловского полка. Антон Иванович, несмотря на настойчивость провокатора, отказался, что спасло ему жизнь.

Живя в Париже, генерал каждое воскресенье ходил в церковь на Сергиевское подворье, его духовником стал епископ Иоанн, с которым у Деникина установились дружеские отношения, – позже отец Иоанн будет крестить внука Антона Ивановича. Воскресные посещения храма не стали для генерала неким ностальгическим ритуалом, данью традиции, о чем свидетельствует его письмо другу Николаю Ивановичу Астрову, написанное в 1935 году из Аллемонта, где Деникины проводили лето: «Первый раз в жизни пришлось провести Светлый праздник в одиночестве, без заутрени, без мистики пасхальных служб, обычаев и песнопений…»

В 1940 году гитлеровцы оккупировали Францию, и Антон Иванович с семьей перебрался на юг в местечко Мимизан, где Деникины прожили до 1945 года, испытав серьезные материальные лишения, в буквальном смысле голод и холод. В 1942 году старый солдат стоически перенес серьезную операцию, через неделю после которой у него случился сердечный приступ. Несмотря на все тяготы жизни в годы войны, генерал категорически отказался от предложения немцев перебраться в Германию, где ему были обещаны несравненно более комфортные условия для жизни и литературного творчества, чем во французской глуши. Сохранились дневники Ксении Васильевны, которые она вела в Мимизане, свидетельствующие о том, что, несмотря на все невзгоды, Деникины – а здоровье супругов было неважным – не роптали, но с христианским смирением и терпением переносили выпавшие на их долю невзгоды. Мужество и в оккупации не покинуло генерала. Его жена записала в дневнике, что накануне национального праздника французов – Дня взятия Бастилии – немцы запретили всякие шествия и демонстрации. В ответ из Лондона по радио прозвучало обращение к французам выйти на улицы, выразив таким образом протест оккупантам. Далее следует лаконичная запись Ксении Васильевны: «Не знаю, как было в Париже и больших городах, получилась ли демонстрация, но у нас тут единственных два французских патриота, которые принарядились и выгуливали четверть часа по главной площади вокруг церкви, – это были мой муж и я».

В 1945 году семья генерала возвратилась в Париж; Антон Иванович остался, как и прежде, непримиримым противником советской власти, что не позволило ему найти общий язык со многими соратниками по Белому движению. Измученные годами изгнания, оккупацией, впечатленные потрясающими победами Красной армии, эмигранты были готовы признать СССР, примирившись с его бесчеловечной сущностью. Такую позицию занял, в частности, известный историк и бездарный политик, много потрудившийся над развалом Российской империи, Павел Милюков.

Оказавшись в моральном одиночестве, Деникин решил покинуть Францию и перебраться в США, куда прибыл с семьей зимой того же 1945 года.

В Америке Антон Иванович продолжал работать над автобиографической книгой и собирал материалы для труда, посвященного Второй мировой войне и русской эмиграции, но дни его земной жизни подходили к концу. Дмитрий Лехович – автор первого серьезного труда, посвященного личности генерала, много общавшийся с супругой Антона Ивановича и получивший от нее разрешение ознакомиться с рукописями генерала, размышляя о последнем годе земного бытия Деникина, написал: «Жизнь подходила к концу. Медленной поступью приближалась она к горизонту, за которым лежала великая и неразгаданная тайна. Как верующий христианин, Антон Иванович не боялся смерти. На последнем Суде он готов был с чистой совестью дать отчет во всех своих поступках, в прегрешениях вольных и невольных». Конечно, почти никто из живущих на земле не в силах дать отчет Господу с чистой совестью. Но христианская душа Деникина, думается, не боялась встречи с Творцом, ибо во все годы долгой и нелегкой жизни была верна ему.

Перед смертью генерал сказал жене, что умирает спокойно, и просил передать дочери Маше и внуку Мише, что оставляет им ничем не запятнанное имя. Последним чудом в его земной жизни стала польская речь, которую Антон Иванович услышал у своей постели. В этот день «случайно» американского врача, наблюдавшего Деникина, заменил его польский коллега, понимавший и по-русски, – напомним, что генерал был сыном польки и русского офицера и в детстве ему приходилось слышать польскую и русскую речь, сам же генерал говорил на обоих языках.

7 августа 1947 года сердце Антона Ивановича Деникина остановилось, он был отпет в Успенской церкви Детройта и похоронен на кладбище Эвергин в штате Мичиган, позже перезахоронен на русском кладбище Святого Владимира в местечке Джаксон штата Нью-Джерси. Наконец, 3 октября 2005 года останки Антона Ивановича и его супруги Ксении Васильевны были погребены, после совершения панихиды, в некрополе Свято-Донского монастыря. Тем самым была исполнена последняя воля генерала и писателя, желавшего, чтобы его прах, когда положение в России изменится, был перевезен на Родину.

Итогом рассуждений о личности Антона Ивановича Деникина и его мировоззрении послужат слова двух биографов генерала: Дмитрия Леховича и Владимира Черкасова-Георгиевского.

Итак, Лехович: «Как рыцарь, описанный Сервантесом, Антон Иванович был оторван от исторической действительности… Его цельной натуре не был свойственен тот внутренний разлад, который так сильно сказался в духовном облике русской интеллигенции прошлого века. И тем не менее по складу своего ума, характера и темперамента он был типичным русским интеллигентом, либеральным, образованным, идеалистом, искавшим в жизни правду и отвергавшим насилие».

Черкасов-Георгиевский обращает внимание на моральное одиночество, в котором оказался Деникин в 1945 году на французской земле. Ему перестали предоставлять свою печать как «реакционные», так и просоветски настроенные эмигрантские круги. Почему? Черкасов-Георгиевский видит причины этого в некоей внутренней «раздвоенности» гражданина и офицера Деникина.

Да, Антон Иванович, подобно отцу, был железным человеком, стоически переносившим все невзгоды, выпадавшие на его долю. Но таким же несгибаемым, когда надо, был, например, и отличный командир корниловцев Скоблин, сломавшийся на полюбившейся ему «красивой жизни», то есть на безыдейности. В самом деле, если Деникин сражался за Россию, мечтал о ее духовном возрождении, то Скоблин дрался во имя славы – мирской и приходящей, рисковал жизнью и убивал, движимый честолюбием и гордыней, – он стал