О современной поэзии - Гвидо Маццони

E le morte stagioni, e la presente

E viva, e il suon di lei. Così tra questa

Immensità s’annega il pensier mio:

15 E il naufragar m’è dolce in questo mare134.

Всегда был мил мне этот холм пустынный

И изгородь, отнявшая у взгляда

Большую часть по краю горизонта.

Но, сидя здесь и глядя вдаль, пространства

Бескрайние за ними, и молчанье

Неведомое, и покой глубокий

Я представляю в мыслях; оттого

Почти в испуге сердце. И когда

Услышу ветерка в деревьях шелест,

Я с этим шумом сравниваю то

Молчанье бесконечное: и вечность,

И умершие года времена,

И нынешнее, звучное, живое,

Приходят мне на ум. И среди этой

Безмерности все мысли исчезают,

И сладостно тонуть мне в этом море135.

Это стихотворение, написанное между весной и осенью 1819 года, вошло в группу текстов, публиковавшихся с декабря 1825 по январь 1826 года под названием «Идиллии» в журнале «Nuovo Ricoglitore». Помимо «L’Infinito» к ним относятся «La sera del giorno festivo» (позднее название изменится на «La sera del dì di festa», «Вечер праздничного дня»), «La ricordanza» («Воспоминания») (которое станет называться «Alla luna», «К луне»), «Il sogno» («Сон»), «Lo spavento notturno» («Ночной испуг») (позднее – «Frammento XXXVII» («Фрагмент XXXVII»)) из книги «Песни», начинающийся со слов «Odi, Melisso» («Послушай, Мелиссо»), «La vita solitaria» («Уединенная жизнь»). Эти стихотворения, перепечатанные под названием «Idilli» («Идиллии») в сборнике «Versi» («Стихи»), который увидел свет в Болонье в 1826 году, позднее войдут в книгу «Canti» («Песни»), начиная с первого, флорентинского издания 1831 года (исключение составляет стихотворение «Lo spavento notturno» («Ночной испуг») – оно появится в издании, вышедшем в Неаполе в 1835 году). В тексте «L’Infinito», опубликованном в «Nuovo Ricoglitore» и в сборнике «Стихи», есть примечательные различия: в строках 4–5 было написано «interminato | Spazio» («бесконечное пространство», ед. число), а не «interminati | Spazi» (мн. число); в строке 14 – «infinità» («бесконечность»), а не «immensità» («огромность, необъятность»). В рукописях, хранящихся в Национальной библиотеке в Неаполе, есть еще более старый вариант. В нем присутствуют значимые отличия в строке 3 («Del celeste confine il guardo esclude», «отнявшая у взгляда край небес»), строках 4–5 («Ma sedendo e mirando un infinito | Spazio», «сидя и любуясь бесконечным пространством») и в строке 14 («Immensitade il mio pensier s’annega», «мысль моя тонет в необъятности»). На листе с этими вариантами Леопарди позднее заменил «del celeste confine» («край небес») на «dell’ultimo orizzonte» («последний горизонт»), «un infinito | Spazio» («бесконечное пространство») на «interminato | Spazio» («не имеющее конца пространство»), «Immensitade» на «immensità» («необъятность»), а затем на «infinità» («бесконечность»), изменив порядок слов во второй половине строки 14, которая принимает окончательную форму («s’annega il pensier mio», «тонет моя мысль»).

1. Анализ текста

Буквальный смысл стихотворения понятен всякому, кто знаком с исторически сложившимся словарем итальянской поэзии и знает значение слов «ermo» («пустынный»), «il guardo» («взор») или «mi fingo» («представляю»). Единственное сомнение касается указательного местоимения в строке 5, которое, по мнению некоторых исследователей, относится к «tanta parte» («большая часть»)136, хотя согласно традиционному, наиболее вероятному прочтению, его относят к слову «siepe» («ограда») в строке 2. Понимание строк 4–7 затрудняет инверсия, в остальном синтаксис вполне ясный. За исключением редких прецедентов, относящихся к XIV и XV векам, размер этого стихотворения, нерифмованный одиннадцатисложник, получает широкое распространение со второй половины XVI века, особую популярность он завоевывает со второй половины XVIII века, появляясь в очень разных по настроению и тематике текстах. Мы обнаруживаем его в «Дне» Парини и в «Гробницах» Фосколо, а также в лирико-интроспективных стихотворениях Монти – «Pensieri d’amore» («Мысли о любви») и «Al principe Don Sigismondo Chigi» («К князю Дону Сиджизмондо Киджи»). Поскольку Леопарди написал в серьезном стиле лишь один сонет137, предпочитая формы с менее выраженным ритмом, менее строгие, нельзя исключить, что пятнадцатистрочное стихотворение «Бесконечность» и шестнадцатистрочное «К луне»138 бросают вызов традиционному размеру короткой итальянской лирики, словно Леопарди хотелось выразить подходящее для сонета содержание в форме, свободной от накладываемых рифмой ограничений139.

В стихотворении четыре предложения, но по ощущению оно делится на три части: строки 1–3; центральная часть (строки 4–13: «Ma sedendo e mirando <…> e il suon di lei») и заключение (строки 13–15: «Così tra questa <…> mare»). Подобное деление определяется семантическими переходами, синтаксическими паузами и лексическими различиями. В начале «я» говорит, что ему дорог некий пейзаж, и кратко его описывает. Удивительно, что фон почти отсутствует лишь потому, что он хорошо знаком первому лицу, словно цель описания не прояснить контекст стихотворения незнакомому с ним читателю, а пригласить его почувствовать внутреннюю, частную природу того, что видит субъект. «Бесконечность» повествует об оригинальном событии, не имеющем прецедентов и далеком от литературных стереотипов. Обстановка, на которую указывают дейктические элементы, обозначает точные «здесь и сейчас»; контекст обрисован стремительно, и это усиливает впечатление реалистичности, с которой обычно воспринимает события их свидетель. Не случайно Леопарди говорит об опыте, близком тому, что он описывает в «Бесконечности», в двух прозаических отрывках, которые более или менее непосредственно отсылают к пережитому. Первый, относящийся к весне 1819 года, то есть появившийся в то же время, что и стихотворение, входит в число набросков будущего автобиографического романа. От него сохранилось несколько страниц, где в общих чертах обрисован ряд сцен, включая следующую:

мои соображения о множестве миров и о нашем ничтожестве, и о земле, и о величии, и о силе природы, которую мы измеряем потоками и так далее, которые на земном шаре ничто, а сам он ничто в мире; когда же меня разбудил голос, который звал меня ужинать, мне показалось, что наша жизнь и время, и знаменитые имена, и вся история и т. д. – ничто; о множестве строений больших и чудесных, которые лишь делают неровной поверхность нашего маленького шара, неровность эта незаметна уже с небольшой высоты и с небольшого расстояния, ведь с небольшой высоты наш земной шар кажется гладким…140

Второй отрывок, написанный после идиллии, включен в «Дневник размышлений»:

Порой душа может захотеть и на самом деле хочет увидеть все остальное суженно и несколько ограниченно, как в романтических ситуациях. Причина та же, то есть желание бесконечности, ибо тогда вместо зрения работает воображение и фантастическое замещает реальное. Душа