Закат раздрая. Часть 2. Юрий Данилович (1281 – 1325) - Сергей Брацио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неужто жалко Михаила
Вослед того, что сотворил?
Своя рука бы удавила,
Втоптал бы в скользкий волжский ил!
Но омерзительно от чувства,
Что мрак ордынского безумства
В союзники себе он взял,
Начхав на зарево сусал.
«Чего грустишь, коназ, всё ж стало,
Как и мечтали мы с тобой», -
Промолвил Кавгадый устало,
Но Юрий словно бы чужой,
Лишь слёзы льёт как от испугу,
Да как тут и расскажешь другу,
Что кровь родная вопиёт,
Что Тверь с Москвой — один народ…
2
На утро просыпался тяжко,
Совою избегая свет.
Кумыса кислого баклажка
Не помогла. Недоодет
На улицу явился Юрий,
Туч поднебесия понурей.
Стремясь, чтоб утра холодок
Отчаянье прочь уволок.
А там Михайло взят в оковы.
Цепями руки за спиной
Скрутили, и уже готовы
В ошейник ржавый, затяжной
Его вковать. Чтоб рок оплакать,
Лил дождь, творя из пыли слякоть,
И князь, направив взор наверх,
Стонал, постигнув неуспех.
Там слуги верные тверские
И юный княжич Константин
Спасти пытались, но стихией
Вздымались стены из зверин –
По семь батыров здоровенных,
Как будто кованных в гееннах,
Пригнали семеро князей,
Михайлу охранять подлей159.
Железом ржавым двое суток
Тверского мучало и жгло.
Миг ожиданья смерти жуток,
Но, словно разуму назло,
Бесчестным катам было мало,
Чтобы до глы́би пронимало,
Не сняв оков, подняв с земли,
Другую казнь изобрели.
В страданьях образы нечётки,
Бесспорно — не простят вину,
Решили крепкие колодки
На шею взгромоздить ему.
Терпел и так до крупной дрожи,
Теперь ни сесть, ни лечь не может.
Таким его, травя гурьбой,
Тащили кочевать с собою160.
Ворвался Юрий к Кавгадыю:
«Что вы творите, люди ль вы?!
Убить — убей! Рубите выю!
За что ж мученья таковы?».
«Смирись, коназ! Желанье хана
Не месть, что так тебе желанна,
Унизить хочет, честь презреть,
Простую не даруя смерть!».
Дней двадцать пять, уйдя от моря,
Орда в предгорьях кочевала.
Дней двадцать пять Михайлу стоя,
Без надлежащего привала,
Влекли батыры за собою
И в дождь, и в ветер. Чередою
За ним, охальна и смела,
Бранящей стаей чернь брела.
Так шли за Теркою-рекою
В подножии Кавказских гор.
Пройдя Титяков стороною,
У речки Сивинец, в упор
Прошли болвана медяно́го,
Где тёмных древностей премного,
К Вратам Железным подойдя,
Вблизи надгробия вождя
Жесто́ка, тяжка и груба,
Михайлы вызрела судьба161.
3
Весь этот срок Великий Юрий
Ничтожной блошкой по князькам
Носился в бешенном аллюре.
Где был покладист, где упрям,
От всей души врагу о смерти
Молил, чтоб в этой круговерти
Ни месть искать, ни радость масс,
А чтоб окончить пытку враз.
От хана Кавгадый явился:
«Пойдём, коназ, поможешь мне».
Был явно разозлён, без смысла
Приказ казался. Наравне
На торг, Михайлу где под крики
В оковах держат, Князь Великий
И Кавгадый, ордынский друг,
Явились с воями вокруг.
Толпу отребья оттеснили,
Зевак с десяток придавив,
Встав на бревенчатом настиле,
Заголосил посол в надрыв:
«Неисчислима милость хана!
О состраданье беспрестанно,
И к тем, кто сильно виноват,
Печётся царь, но в счет уплат…».
Толпа гудит. Унявши жестом,
Продолжил молвить Кавгадый:
«За зло, что сотворил отверсто
Михайло, словно ловкий змий,
Достоин смерти! Но сначала
Улучшив облик одичалый,
Хан отдых дарит наконец.
Ведь здесь стоит почти мертвец162!».
И дал приказ гортанный, чёткий,
Батыров ближних подозвав,
Чтоб враз с Михайлы снять колодки.
Толпа, кровавых ждав забав,
Разочаровано гудела,
Но Кавгадыю нет и дела
До черни, вид чей захудал,
И тех, кто честно сострадал.
Оковы полетели наземь,
Со стоном разогнулся князь,
Сквозь слёзы на лице чумазом
Узрел толпу, вдохнувши всласть.
Его умыли, приодели.
В неясной этой канители,
Не маскируя злых лукавств,
Накрыли стол из вкусных яств.
Но Михаил еды не тронул,
Хоть и не ел немало дней.
По справедливому резону
Боялся зелья. Пусть грозней
Воззрился Кавгадый на князя,
Гримасой лик обезобразя,
Тверской, вздохнувши тяжело,
Лишь гордо отвратил чело163.
«Смотрю и глад тебя не точит?», -
Спросил с ухмылкой Кавгадый.
Но князь, как только мог жесточе,
Скрестивши длани на груди,
Изрёк: «Я местью твоей сытый».
Монгол в ответ: «За пир мы квиты».
И взглядом приказал опять
В железо князя заковать.
Толпа отпрянула со стоном,