Закат раздрая. Часть 2. Юрий Данилович (1281 – 1325) - Сергей Брацио

молвил хан, -

«Не постесняюсь, а дотоле

Скажи, кто тать, и я раздам

Расплату в гневе запоздалом

Веревкой, саблей иль кинжалом».

И Юрий слов не утаил,

Воскликнув: «Это Михаил!

Чьё имя я кляну без срока,

В полон Агафью захватил!

И в беззаконии жестоком,

Разогревая мести пыл,

Гордыни бесом обуянный,

Разлив презренья океаны,

В своём ослушливом краю

Он отравил сестру твою».

«Неужто? Звать сюда Тверского!».

Советники, собравшись вкруг,

Сказали, что родного крова

Тот не покинул, свой испуг

Прикрыв нуждою сбора дани,

Что задолжал за годы ране.

Пока же взбалмошный вассал

Мало́го сына подослал.

«Схватить мальца! Сковать в железо!».

«Позволь, великий хан, изречь», -

Склонился Кавгадый148: «Изрезав

Ребёнка, мы не выбьем меч

Из рук мятежных Михаила.

Не стоит в узы его сына

Хватать, как птицу в сеть тенёт.

Князь оробеет, не придёт».

Остыл Узбек. Хватало грязи.

Решил с мальцом не безобразить149.

3

Собрав с Твери, что было можно,

Оставив Дмитрию бразды,

Михайло в чаянье тревожном

К Узбеку выехал. Тверды

Его желанья откупиться,

Чтоб доказать, что небылица

Все обвинения ему,

И не признать свою вину.

Лишь к августу набрав на выход,

Князь выехал искать Орду,

Ведь кочевала хана прихоть,

Где ей угодно. Там же мзду

Вассалы приносить повинны,

И их изогнутые спины

Являли хана старшинство.

Но прежде отыщи его.

Попутно въехал во столицу.

Ещё от скачки не остыл,

К нему вбежал, не дав умыться,

Посол Ордынский — князь Ахмыл:

«Спеши! Узбеку ждать несносно,

Грозит набегом смертоносным150».

Пусть новость эта и худа,

Узнал, кочует где Орда.

Туда, где жилами протоков

Впадает в море кроткий Дон151,

Добрался князь. Над цепью логов

Узрел, как кормом увлечён

Табун лошадок коренастых,

Ордынской, неуёмной касты.

Князь понял, что сюда был зван,

На побережье нынче хан.

Чуть дальше юрты и кибитки,

Импровизированный торг.

Орта́ки152 на торговлю прытки,

Везли с собой продуктов впрок.

Здесь всё найдёшь, любых товаров:

От ковани до пьяных взваров.

Но смотришь, будто бы взамен

Земель Руси сарайский тлен.

Здесь всё какое-то чужое,

И каждый мнит себя царём,

Здесь всё дороже вдвое-втрое,

И фунт за пуд идёт, причем

Попробуй гневаться обману,

Наскочат стаей окаянной,

Отсыплют тумаком проблем,

А дёрнешься, прибьют совсем.

Ох, то ли лёгкость торжищ русских,

Под песни, под весёлый свист,

Под крепкий квас, под дух закуски,

Под смех, что от природы чист.

Погода если вдруг плохая,

Глазами чистыми сверкая,

Забыв на час домашний труд,

Платками девки расцветут.

Платки красней зори горящей,

Другие голубей небес,

Иль зелень словно в хвойной чаще.

А если кто в карман и влез,

Мечтая задарма покушать,

Грехом таким калеча душу –

Воришка робенький внутри –

Так свой же, чёрт его дери!

Взгляд для мольбы вздымая в небо,

Михайло замечает холм.

Там Юрий высится. Свирепо

Воззрел соперник — о плохом

Подумал видно, но сдержался,

Не выказав для драки шанса.

Презреньем искренним обдал,

Не став при всех творить скандал.

Но не ушел. Уже смеркалось,

И Юрий — мести идеал,

В нём гнев читался и усталость,

Беды предвестием стоял.

Тверской перекрестился мелко,

Страшась, что состоялась сделка,

Где он в загробье новожил,

Коль князь с Узбеком так решил.

Потом подарки ближним хана

Обычьем давним раздавал.

Расположение желанно

Ордынской знати. Хор похвал

Звучал фальшивых, только дале

Узбеку злобное шептали.

Под ноль растратился Тверской,

Но ощущал — он здесь изгой.

И с каждым шагом больше горбясь,

Мерещился, с чего невесть,

Ему всё время Юрья образ,

Как будто воплощая месть,

Стоит скорбящим великаном

Московский в отсвете багряном,

Сим воздаянием грозя.

К беде судьбы вела стезя.

4

Тем часом в юрте у Узбека

Сошлись ордынские князья.

Как и сложилось здесь извека,

Пред ханом дружно лебезя,

Бакшиш Москвы схватить желая,

Аристократия Сарая

Михайлу, кроткого вполне,

Решилась обвинить во зле.

И в понапраслине Сарая

Тех обвинений было три:

Стяжательством обуреваем,

Сокрыл, мол, дани из Твери,

Побил татар, устроив драку,

А позже отравил Кончаку.

И всё не только, чтоб украсть,

А чтоб Орды принизить власть153.

В гортанном рокоте наветов

Стоял безмолвно князь Москвы,

Обмана досыта изведав.

И мысли прочь устремлены.

Не место совести, морали