Револьвер для сержанта Пеппера - Алексей Парло

— Так время-то идёт. Реалии меняются, модные тенденции и всё такое.

— Времени нет. Ты сам меня этому учил.

— Не цепляйся к словам.

— Эй вы там, наверху! — не выдержал Шура. — Вы про меня не забыли? А то вытащили сюда, и треплются между собой! Мне, между прочим, и с Тамаркой неплохо было! Тепло и сладко!

— Дай женщине поспать спокойно. Ей ещё столько всего предстоит… — сказал Джон.

— Ты же не на «скорой», расслабься, — поддержал его Пол. — Кури спокойно свою трубку и слушай, о чём старшие говорят.

— Не могу я спокойно! У меня вопросы!

— Ну, задавай свои вопросы. Только по порядку, а то запутаешься.

— Что значит, «всегда рядом был, но не в физическом смысле»?

— Ты что, дурак совсем? Не понимаешь? Тамарка твоя сейчас где?

— Не знаю…

— Ну, где ты её оставил?

— В спальне…

— А ты где?

— В Пепперлэнде. — До Шуры вдруг дошло, что он понятия не имеет о том, где находится Пепперлэнд, как он выглядит, как до него добраться и вообще, что это такое.

— Начинаешь соображать! — улыбнулся Джон.

— А ты её сейчас чувствуешь? Ну, там, запах её, дыхание, кожу её под пальцами? — продолжал Пол.

— Да… Помню.

— Чувствуешь, чувствуешь. Вот так и мы друг друга всегда чувствовали. Если люди по-настоящему близки, они всегда рядом.

— А где же ты был все эти годы? В физическом смысле?

— Здесь. В смысле, в СССР. В качестве Павла Макарова. Просто, когда пришло время сваливать, я долго даже не раздумывал. Нужно было найти такое место, в котором меня уж точно никто бы искать не стал. А у нас всех такой идефикс был — в Союзе выступить, так сказать, «империю зла» завоевать. Мы же пытались сюда с гастролями приехать, но не срослось там что-то у властей. Обиделись, песню убойную написали в память о том, чего не было. — Маккартни вздохнул и взлохматил голову, сразу став похожим на того парнишку, что давным-давно пел «Eight days a week».

— Back in the USSR? — уточнил Шура.

— Да… Так вот, я и решил, что хоть и не с гастролями, но в Союз всё же приеду.

— Сдался он тебе! Сидел бы сейчас где-нибудь на Канарах — и в ус не дул. — усмехнулся Шура.

— В ус я и здесь не дую. А на Канарах скучно, — парировал Пол. — Море, пальмы и чёрный песок. И пойло дешевое. А с колёсами туго, и дорогие они там. Алкоголь мне ещё в Гамбурге надоел… А здесь весело, необычно. Коммунизм все строили. Комсомольские путёвки, девки не на звёзд, на простых парней вешаются. Меня прямо сразу в агитбригаду определили, по стройкам ездить, строителей коммунизма веселить. «Ты, говорят, на битла чем-то смахиваешь, на гитаре только подучись — и будешь империалистическую музыку высмеивать». Представляешь, это они мне — на гитаре подучись! Ты, мол, её задом наперёд держишь!

Пол засмеялся.

— Как это задом наперёд? — не понял Шура.

— Ну, я же левша. — пояснил Маккартни. — Гриф у меня в правой руке, а не в левой, как у всех. Хорошо, в это время статья о нас, в смысле, о Битлз, в «Комсомолке» вышла, с фотографией. Она хоть и плохого качества была, но видно, что я левша. После этого отвязались.

— Нормально ты устроился! — восхитился доктор.

— Да брось! — Пол отмахнулся. — Поначалу чуть не вляпался со своим английским. Русский-то я с помощью закрепителя узнал, но английский никуда не делся. Он же родной, материнский.

— Нативный, — блеснул эрудицией Шура.

— Нативный, — согласился Пол. — Так вот, очень уж хорошо я по-английски пел, смотрю, начал вокруг меня человек какой-то крутиться, всё прислушивается, присматривается, в книжечку что-то пишет. А глазками своими гнусными прямо жжёт. Пришлось срочно отправляться в английскую спецшколу и подкладывать им в архив копию своего аттестата и кучу разных бумажек ещё. Зато потом всё отлично было. Помотался я по Сибири со своей агитбригадой, закончил заочно институт культуры, в партию вступил — и уже через пять лет стал заведующим культмассовым сектором сначала в райкоме, а потом и в горкоме.

— Вот я и говорю — нормально ты устроился.

— Разве это кому-то мешает? — в голосе Пола слышался вызов.

— Что? — не понял Шура.

— То, что я нормально устроился, — уточнил Маккартни.

— Нет. Каждый устраивается, как может. И вообще, у меня другой вопрос. Как тебе вообще удалось соскочить? Я имею в виду, исчезнуть из Англии и перебраться в СССР?

Пол задумался, потом смущённо улыбнулся.

Утро было ранним и зябким. Солнце вчера уснуло крепко и не собиралось пока просыпаться. Констебль Уильям Нежнюк по прозвищу «Двунога» зябко поежился и закурил сигарету. Конечно, он бы с большим удовольствием покурил сейчас свою любимую данхилловскую трубку из настоящего бриара, подаренную ему дедом. Она бы наполнила его домашним уютом и теплом, позволив забыть о пасмурном промозглом ноябре, но трубка на дежурстве была непозволительной роскошью, и, случись кому-нибудь из начальства оказаться поблизости, могла стоить констеблю места в полиции, а он своей службой гордился и очень дорожил. Хотя, конечно, кого сейчас вытащишь на улицу? Но — береженого Бог бережёт. И констебль закурил дешевую «Gitannes».

Обычный маршрут его прогулки по району патрулирования уже не согревал. Да и кого может согреть эта куцая прогулка — сто шагов в одну сторону и сто шагов в другую? А то, что это просто ночная прогулка, было понятно сразу, как только его направили на это место, — район Сент-Джон Вуд не располагал к хулиганству, пьяным дебошам и прочим гадким криминальным мелочам уже в силу своей респектабельности. Этому району больше подходили тихие, тщательно продуманные преступления в духе Агаты Кристи. Причём стоимость субъекта преступления должна была начинаться где-то с десяти-двадцати тысяч фунтов. Уличные девки сюда не заходили из-за отсутствия потенциальных клиентов. Не находилось таковых и для грабителей. И Грув Энд Роуд, и Сёркус Роуд и Кэвендиш Эвеню были пустынны сейчас. При мысли о Кэвендиш[25] констебль вздохнул, снова вспомнив о любимой трубке. Последняя публика выгрузилась из своих (или не своих) лимузинов около трёх часов ночи, и с тех пор Билли был совсем один на перекрёстке улиц. Оно и понятно — погода сегодня, 9 ноября 1966 года, совершенно не способствовала прогулкам. Серая и туманная ночь быстро разгоняла людей по домам. Туман, конечно, был не таким, как в рассказах сэра Артура Конан-Дойла, но он всё же был, и от этого настроение было сонным. Билли в который раз посмотрел на часы — старый карманный «Брегет», ещё один подарок деда. 4:44. Ещё более трёх часов до окончания дежурства! Вот ведь! Но «Брегет» всё же согрел душу констебля — деда Билли любил. А дед любил Билли, несмотря на всю свою строгость и чопорность. Ещё бы! Ведь он был, фактически, первым стопроцентным гражданином Объединённого Королевства в их семье!