Из жизни кукол - Эрик Аксл Сунд

Если бы она ничего не отправляла, все было бы нормально.

О чем она думала? Дура, дура.

Теперь, всего два месяца спустя, Нова смотрела на фотографию и видела под манерными ужимками себя саму. Девочку, которая пытается выглядеть взрослой.

Она накрасилась. Тушь, губная помада, пудра.

Напихала тряпок под майку, изогнула бедро, чтобы казаться пофигуристее.

Ну и убогий же у меня вид, подумала Нова.

Он ответил сразу же. Тогда ей показалось, что он написал красиво — немного странно, но романтично. Теперь при виде этих слов ее замутило.

Он: О-о… Веко трепещет, словно бабочкино крыло[15].

Словно бабочкино крыло.

Как вообще в голову пришло такое написать?

После первой фотографии все разговоры вдруг завертелись вокруг секса, и Нова — не так неохотно, как ей хотелось бы думать — ушла в них с головой. Она отправила Петеру еще несколько фотографий, и вот — медленно, но верно — начали приходить угрозы. Сначала незначительные, скрытые: он писал, что у него развилась зависимость от ее прекрасного тела, и если он не получит еще фоток, то впадет в депрессию. Он беззастенчиво нахваливал ее, льстил, а она заглатывала эту лесть. Ее разглядели, ее ценят.

Потом вдруг — может, всего за какой-нибудь день — все сменилось острым чувством ошибки.

Он признался, что ему девятнадцать, а не пятнадцать, как он писал в самом начале. А потом объявил, что знает — ей не пятнадцать, а всего одиннадцать. Оба соврали на одинаковое число лет, и оба одинаково виноваты. И она даже больше, потому что он же усомнился в ее возрасте. Она ведь помнит?

Да, но ведь взрослый здесь он, а она — ребенок.

Теперь он знал о Нове все, а она о нем — ничего. Ни как он выглядит, ни сколько ему лет, ни как его зовут — вообще ничего.

Знала только одно: она его ненавидит.

И еще кое-что знаю, подумала Нова. Иногда он пишет странные вещи, вроде тех слов — когда он видит ее голой, веко у него трепещет, словно бабочкино крыло.

Будь она посообразительнее, она, может, и сумела бы разоблачить его.

Нова читала, что, если девочки влипают в такую гадость, надо рассказать о случившемся какой-нибудь приятельнице или лучшей подружке. И часто именно лучшая подруга или жертва с подругой вместе рассказывают все какому-нибудь взрослому — маме, папе, учителю, полицейскому, ведь та, что влипла, не решается сама открыть рот.

Но Нове некому было рассказать о “Петере” — оставалось только забыть. Может, лучше прекратить посылать ему фотографии и видео? И будь что будет. Если он приведет свои угрозы в действие и перешлет все ее учителю, маме и Юсси, ей останется только уехать из Фисксетры. Может, в Сёдер, где живут феминистки, они-то не парятся насчет таких вещей. Сильные взрослые девочки помогут ей обрести новую себя. Ее перестанут звать Новой, и она больше не будет дочкой полоумной астрологини.

Может, она даже внешность изменит. Сделает пирсинг, татуировку. Или операцию — так, чтобы ее никто не узнал. Тогда можно сделать себе нос поменьше и попрямее, да и от веснушек избавиться. Темные волосы и карие глаза — она станет красивая, как Эми Уайнхаус. Собственная квартира в Софо[16]. Работать в кафе. Покупать одежду. Встречаться с парнями — крутыми, но классными. Хватит с нее Фисксетры, Фиши-Фискис[17].

Никогда больше не видеть маму, никогда больше не ловить раков по ночам с Налле и Юсси. Она правда хочет, чтобы ничего этого в ее жизни больше не было?

Если понадобится, мама и Юсси встанут за нее горой. Это Нова знала точно.

Когда-то давным-давно она проколола шины, наверное, десяти велосипедам во дворе, две коробочки скрепок потратила. Сейчас Нова уже не помнила, что сподвигло ее на такой идиотизм, но зато помнила в точности, как отреагировали мама и Юсси, когда вечером к ним заявился сосед: он-де видел, как Нова прокалывает шины. Они тогда отказались впустить его в квартиру и сказали, что он, наверное, обознался, потому что их дочь весь день была дома, с ними. Потом ее, естественно, здорово выругали, но главное — мама и Юсси встали за нее горой.

Нова сглотнула. При мысли о том, какой дурой она была, заболело горло и где-то в груди. Сколько плохого она им принесла. Может, иногда они и заслуживали плохое, но не постоянно же.

Нова зажгла ночник и вылезла из кровати.

Прокралась в коридор и дальше, к родительской спальне. Как в детстве. Было время, Нова пробиралась к ним каждую ночь, и ни разу, насколько она помнила, мама и Юсси ее не прогнали, и Нова сворачивалась калачиком под одеялом между ними.

Нова приоткрыла дверь. Она не собирается лезть к ним в кровать, как маленькая, она просто посмотрит на них.

В спальне пахло спиртным, хотя окно было открыто.

Юсси растянулся на спине и длинно, глубоко дышал, глухо взрыкивая — звук шел из груди, а не изо рта, как у мамы.

Нова подошла поближе и встала в изножье кровати.

Как по-разному они спят. Маме трудно дышать, ночная рубашка вся мокрая от пота, мама вертится с боку на бок, задыхается во сне, словно ей снится кошмар. Рядом с ней лежит Юсси, голая грудь спокойно поднимается и опускается.

Нова постояла, глядя на них. Она уже собралась уходить, когда мама снова пошевелилась; одеяло сползло в сторону, и Нова увидела, что Юсси совершенно голый.

Член, лежавший у ляжки, походил на большого коричневатого слизня, какие во множестве ползали по школьной велосипедной дорожке во время дождя.

— Он спросил, не хочу ли я початиться с ним, потому что знает, кто я, смотрел мое видео, и я увидела, как его зовут…

— Петер? Ты уверена, что это тот же парень? — спросил Луве. Нова сердито уставилась на него.

— Да, — выпалила она. — Аватарка была другая, но а с чего бы он стал говорить, что знает, кто я?

— И это было совсем недавно?

Нова кивнула.

— Пять минут назад.

— Тогда тебе лучше связаться с полицией. Там помогут…

— Да ни фига они не будут делать. — Нова скривилась. Луве показалось, что она вот-вот плюнет на пол, но девушка дернула горлом и продолжила: — А вы обязаны хранить врачебную тайну, так что не думайте бежать в полицию рассказывать, чего я разревелась. Сама разберусь. Я его урою.