Капитан Два Лица - Эл Ригби

— За Дуана!

— Капитан Два Лица!

— Старик Тайрэ был бы доволен!

Стоило Дуану во время празднования какого-то удачного дельца услышать это, как он рывком поднялся из-за общего стола и вышел прочь. Потому что желание прострелить башку старому коку стало слишком острым. Был бы доволен. Был бы.

Дарина поняла: подошла и долго стояла рядом, положив голову Дуану на плечо. Голая, черная, совершенно не дрожащая от холода и такая же несчастная, как он сам. Они обнимали друг друга и молчали. Как всегда, когда им становилось невыносимо на этом одиноком борту.

Дуан взял тогда старый круглый фонарь из красного стекла и повесил на один из канатов. Он всегда так делал раньше, когда они с капитаном шли на баркентине вдвоем и когда тот отправлялся куда-нибудь, оставляя принца. Тот старался поднять фонарь повыше, чтобы «Ласарру», не выделявшуюся среди множества судов ни формой, ни носовой фигурой, проще было найти.

…А через несколько дней команде, которую, видимо, выдал кто-то из прежних врагов, устроили засаду в захолустном городке на Гара-Гола, куда «Ласарру» завели для замены парусов.

В окружение прямо в безлюдном порту попали Дуан, Дарина и еще восемь человек. Атаковавшие принадлежали к гильдии Крыс, к команде, давно прельстившейся быстроходным чужим кораблем и успевшей устроить несколько неудачных нападений на воде. Не каждая из тех Крыс имела даже пистолеты, но зато Крыс было много. В какой-то момент капитан «Ласарры» осознал: они проигрывают; на камнях набережной лежали уже трое своих. Это могла быть самая нелепая, неожиданная гибель. Но Рыжая Моуд снова вмешалась в происходящее.

…Они появились из густого, непроглядного тумана — огромный косматый пироланг и кто-то, почти не уступавший ему в росте, закутанный в плащ. Возможно, тоже из горных, хотя обычно они не носили одежды, тем более — настолько закрытой, равно как не носили тяжелых сапог и железных перчаток. Когда этот второй обнажил два длинных клинка, закруглявшихся к концам наподобие серпов, Дуану вдруг показалось… впрочем, он отсек эту мысль, не позволяя ей задержаться: слишком близко от горла была чужая сабля.

Двое переменили расклад за считаные швэ. Пироланг окончательно утвердил его, выпалив из какого-то длинного, похожего на тонкую пушку без колес, агрегата, который прежде крепился ремнями к шерстистой спине. Залп был огненно-зеленый. Крысы, никогда не отличавшиеся ни слабоумием, ни отвагой, отступили, скрылись в тумане так же неожиданно, как и появились, бросив убитых. Пираты «Ласарры», настороженно переглядываясь, сразу сбились в кучу: намеренно так, чтобы прикрыть от чужаков трех своих раненых. Доверяться сразу, пусть даже и тем, кто пришел на выручку, они не привыкли. Дуан стоял впереди и настороженно смотрел на пироланга и его спутника. Отогнанная во время боя мысль возвращалась — дикая, издевательская, становящаяся тем мучительнее, чем больше принц старался проникнуть взглядом под капюшон второго незнакомца. Дуан сделал вдох, поклонился и церемонно произнес:

— Мы благодарим вас. Кто вы? Почему вмешались?

Пироланг молчал, изучая всех и каждого поочередно с явным любопытством. Вместо его голоса прозвучал другой:

— Удивительно, что ты еще не забыл манеры, мой юный друг. Я был уверен, что эта должность быстро превратит тебя в свинью.

Человек стянул капюшон, и почти все пираты одновременно издали по возгласу разной степени содержательности и грубости. Перед ними стоял сам Багэрон Тайрэ.

Дуан сильно ошибся, когда пробовал предугадать его будущее. Капитан смог прекрасно постоять не только за себя, но случайно постоял и за встреченного на каком-то дохлом постоялом дворе пироланга. Тери, молодой жрец Дио’Дио, чуть не попал в плен к трем следопытам, разведывавшим путь в горы. Тери, несмотря на огромные рост и силу, не умел драться; мужество искалеченного незнакомого человека, пришедшего на помощь, настолько впечатлило жреца, что он по-своему выразил благодарность: предложил то, что для большинства чужаков до последнего сна остается мечтой. Тери пригласил капитана подняться на Цепь. Багэрон Тайрэ пробыл в белых городах три Круга, успев, как сам рассказал впоследствии, обучить фехтованию и рукопашной не один местный выводок. Теперь же вернулся. И сделал это так же эффектно, как делал всё.

— Недавно я увидел на нашем корабле красный фонарь, Дуан. Ты звал на помощь?

«Я звал каждый день». Но Дуан только сказал:

— У нас в трюме появилось три бочки хорошей висхи.

Он слышал, что голос звучит почти умоляюще, как не звучал уже очень долго. Тайрэ долго, внимательно смотрел своими бесцветными глазами и наконец кивнул.

— Славно.

Пираты, правильно истолковав этот короткий ответ, зашлись криками. Даже раненые, которые едва могли выдавить из себя хоть один звук, пытались выразить радость, простирая к вернувшемуся капитану дрожащие руки. И каждому он ее пожал.

То, что Дуан принял за перчатки, оказалось протезами. Такие у пиролангов изготавливались для любого, кто по несчастливой случайности лишался конечности. Тонкие механизмы, в точности повторявшие каждый сустав, каждое соединение костей и каждый нерв, быстро срастались с плотью, отличаясь от нее лишь серебристым цветом, повышенной прочностью и слабой чувствительностью. Для горного народа они были такой же обычной вещью, как лечебные пиявки — в Морском Краю. Эти руки из металла, благословленного дыханием самой Праматери Парьялы, были пронизывающе холодными, но двигались ловчее обычных. И обнимали крепче, в чем Дуан убедился в тот же вечер. Объятье, как и с прочими в команде, вышло недолгим и сухим, но Дуан уже достаточно повзрослел и понимал, что глупо просить о большем, тем более такими железками можно и сломать пару ребер.

— Без тебя было совсем не так. И я думал, это никогда не кончится.

Они затаились в тилманской гавани — под сенью статуй Венценосных Гигантов, держащих во тьме желтые маяковые фонари. Стояли на палубе вдвоем, а сзади все шумели так, точно гуляли на Приливной ярмарке. Орались песни, грохались кружки, топали сапоги, пьяно взвизгивали и хихикали женщины. Звуки сливались с плеском умиротворенного моря. Дуан слушал и пытался вычеркнуть три ушедших Круга — полностью, как вычеркнул когда-то жизнь во дворце. Казалось, он давно не дышал так глубоко. И даже взгляд в стылые глаза Гигантов — здешних королевских надгробий, выполненных в виде огромных статуй и по колено утопленных в заливе, — не устрашал.

— Останешься?

Тайрэ, громко постукивая по борту пальцами, усмехнулся.

— А ты что же, не распробовал власть, юный Сокол?

Так его не называли очень давно — с этой особенной, мягкой и одновременно требовательной интонацией. Дуан мотнул головой, неожиданно для самого себя пристально посмотрел наставнику в глаза и с расстановкой произнес:

— Ты нас не бросишь. Или я брошу в воду твой труп. Ясно?

Новый взгляд был острым как нож, но Дуан выдержал, только крепче впился пальцами в край борта. Тайрэ запрокинул подбородок к серебристому венцу Лувы и басисто расхохотался.