Пленница тирана - Кира Шарм

В жизни мне не делали такого неумелого, такого, блядь, хренового минета, — как будто непонятно во что вообще членом пихаюсь, — а еще говорят, что у Маниза шалавы вышколенные, — вот ни хера подобного! Как деревянная, блядь, честное слово! Только почему меня от этого так дергает и крышу срывает не по-детски? Вместо того, чтобы облегчение получить, задвигавшись внутри нее, только по нарастающей возбуждаюсь! Реально ее, что ли, специальной хренью какой-то намазали, от которой крышу рвет?

— В глаза мне смотри, — дернул к себе, жестче надавил на скулы.

Не знаю, что там у них за хрень, но она, блядь, перекрывает всю ее неумелость. Все равно Манизу скажу, что бракованный у него товар. Только, блядь, товар этот на мозги так действует, что в них что — то щелкает, блядь, и отключается на хрен. Наркоманом становлюсь, — чем больше имею девчонку, тем больше хочется.

И будто простреливает всего, когда распахивает свои огромные, мокрые заплаканные глаза.

Яркое фиалковое пятно на черном фоне всего, что вокруг. Никогда таких глаз не видел!

— Давай, — проталкиваюсь глубже, понимая, что одного раза будет явно мало.

Это — так, разогревка просто, типа прелюдии. Пар спустить и перейти уже к настоящему удовольствию. Ее распробовать хочется, а не набрасываться вот так, — голодно, жадно, рывками и кусками, как будто бабы за всю жизнь не видел.

Кончаю почти сразу, — безудержно, жадно, сразу уже представляя и второй, и третий, и, кажется, пятый заход, — и как на спину ее опрокину, и как сзади трахать буду, и как наверх усажу, а ее соски будут перед глазами раскачиваться.

Бросаю на постель девочонку, — и внутри все уже прямо, блядь, пожаром горит от нетерпения, — так в нее ворваться хочется. Ни хера не выйдет и второй раз посмаковать, — как голодному хочется накинуться и вдабливаться на всю мощность. И чтоб орала и стонала и изворачивалась подо мной, — от одних только тихих ее всхлипов уже уносит на хрен.

Только вот ужас этот ее в глазах, — блядь, любят шлюхи Манизовские роли играть всякие. Научили девчонку страдалицу из себя показывать, — лучше бы горлом брать нормально научили и отсасывать.

— Убери это страдание из глаз, — бесит. Не привык я к такому, да и глазищам ее это вот совсем, на хрен, не идет. Я страсть хочу видеть, я к нормальным женщинам привык, — да и БДСМы все эти — не про меня, блядь. Маниз, видно, по собственному вкусу их так готовит.

И снова злюсь, — блядь, рот ее так и манит, — поцеловать хочется, — шлюху, блядь, да еще и после минета. И шею ее тоже, и соски губами поймать, — вкус ее почувствовать, в себя затолкнуть хочется. И это бесит, блядь, просто неимоверно.

И сухая. Блядь, — ноги раскинула, лежит передо мной распахнутая вся полностью, — и, блядь, — сухая! Ну, — как? Что, и такому, кроме страдальческого лица, тоже там у них учат?

Врываюсь уже со злобой, — на нее, на себя, что дикое во мне что-то пробуждается, неправильное, на Маниза этого блядского, который настроение мне своими инструкциями шлюхам портит, — да на все!

Врываюсь, — и охреневаю, — девственница!

Хотя, — чему удивляться? Невинность — самый дорогой товар, ничего странного в том, что у Маниза его вдоволь. Дороже стоит.

Теперь понятно, почему глаза такие у нее перепуганные, — пусть и знала, на что шла, когда в «Звезду» устраивалась, знала, что ночь ее в жизни первая такой вот будет, — а все равно, наверно, страшно. И больно ей, скорее всего.

Но, блядь, от этого срывает еще сильнее.

Стоило бы, может, остановиться, дать ей привыкнуть как-то к первому члену внутри себя, поаккуратнее, может…

Но меня заводит так, что уже никаких планок не остается.

И остановиться не могу, — тараню ее, как бешенный, одуревая теперь уже от всего, в полной мере, — и от паники этой ее с болью в глазах, от слез, что по щекам со всхлипами катятся, от узости ее — такой, какой в жизни никогда не чувствовал, будто кулак член мой внутри себя сжимает и от того, что не умеет ни хрена. Да и какого хера я буду со шлюхой церемониться?

«Я не шлюха» — кажется, пыталась она пролепетать…

Но это все неважно, — лучше бы молчала и не напоминала.

Потому что от шлюх не должно крышу рвать, — а у меня, блядь, рвет. Рвет так, что рычу, когда кончаю, и искры перед глазами пляшут.

И в охапку ее схватить хочется, и голод до тела этого — незнакомого, хоть и трахнул уже дважды, — ведь не прикасался, не трогал почти, до запаха ее, — таки одуренного, до лепестков нежных, розовых между ногами, которые рассмотреть успел, — только сильнее.

Внутри не просто все горит, — внутри все полыхает.

— Иди к себе — даже голоса своего не узнаю, до спазмов в горле хочется в нее снова и снова входить, — и теперь уже, когда первые выплески прошли, — таки уже смакуя, по-настоящему. Но тут должен сдержаться, — человек все-таки, хоть и шалава. Порву сейчас девчонку, — и выбрасывать назавтра можно будет.

Хорошо хоть, что так быстро выскользнула из постели и ушла. Иначе бы точно передумал, — две секунды, и стояк уже просто бешенный.

Ублажили меня, блядь, назывется. Спать теперь со стояком.

визуализация

И, блядь, первым порывом, когда проснулся, было идти к ней.

Еще глаз не раскрыл, — а уже ее фиалки, с ужасом и слезами вперемешку, передо мной так и встали! И член налился до тупой боли. Блядь! По хер, что девственницей была, — с какого перепугу ее щадить буду? Намотать на кулак волосы эти ее одуренные, — так и слышу, как под руками скрипят, — и трахать, впечатывая в стену. И всхлипы эти ее слушать. А потом… Потом на колени перед собой поставить, — и пусть захлебывается, пусть слезы текут, — вбиваться в горло до остервенения.

Сам охренел от такого наплыва, — будто дозу мне вчера вкололи, и теперь еще больше хочется, прям ломит всего.

— Твою ж мать!

Похоже, утренним планам не суждено сбыться…

Выхожу на террасу, обматывая простынь вокруг бедер.

И охреневаю…

Нет, я, конечно, знал, что здесь все ни хера не так, как в Лондоне, но, чтобы, блядь, — так?

Вчера стрельба в клубе Альбиноса, а теперь вот…

Охереть просто, — со всех сторон у меня вокруг дома скалы и океан, только одна проездная дорога к городу. И вот теперь к охеренно живописному пейзажу добавилось красок. Красок полыхающих домов.

— Да твою ж мать! — рефлекторно падаю на пол от оглушительного нового взрыва.

Да нет, — далеко, там где-то, в городе. Рефлекс просто сработал. Но… Блядь…

Всполок огня и черные клубы гари уже намного ближе.

Кто-то потерял края настолько, что взрывает, на хрен, город! Вот так просто — средь бела дня и с мирными жителями!