Мефодий Буслаев. Карта Хаоса - Дмитрий Емец

Хотя это, несомненно, вызовет у вас сильноераздражение, по причинам, которые Вам, безусловно понятны, мы не сможемсообщить вам ни где находится Ваша дочь, ни даже ее теперешнее имя. Отмечутолько, что беспокоиться о ней не следует. Скажу даже больше: Ваша дочьнаходится в человеческом мире уже несколько лет. Я намеренно медлил снаписанием этого письма, чтобы убедиться, что девочка Ваша, рожденная совсем вдругую эпоху, вполне может вписаться в контекст современной жизни и совершатьпоступки, хотя и не бесспорные, но всё же осмысленные.

За время пребывания в Тартаре и затем в Эдемеэйдос продолжил свое развитие, так что теперь, разумеется, Ваша девочказначительно старше, чем была в момент, когда вы разлучились.

Искренне убежден, что Вы не пожелаете дочерисвоей участи и не станете разыскивать ее, с тем чтобы переманить на сторонумрака. Кроме того, надеюсь, что, пройдя через горнило ни для кого неминуемыхземных испытаний, Ваша дочь изберет путь света.

Руководитель отдела незаконных изъятийэйдосов,

Эней Анхизид,

светлый страж первого ранга»

Прочитав письмо, Арей рванулся к окну внадежде нагнать златокрылых, но, поняв, что это бесполезно, застыл. Пергаментподрагивал у него в руке.

Аида Плаховна попыталась заглянуть в пергаментчерез его плечо, но мечник коротко оглянулся на нее. Увидев его перекошенноелицо и оскаленные зубы, даже прошедшая огонь, воду и медные трубы Плаховнаиспугалась.

– Ты точь-в-точь Цербер, когда Лигул бросаетему мясо! Прям от страха померла б, да некому меня таш-ш-шить будет! –сказала она, отпрянув.

Арей не ответил. Едва ли он вообще слышалМамзелькину. Он то резко опускал руку, то вновь поднимал пергамент к глазам.Казалось, он в одно и то же время хочет и разорвать его, и боится лишитьсяединственного, что связывает его сейчас с дочерью.

Громадная волна, поднявшаяся в Арее послепрочтения письма, не могла удержаться в нем и спешно искала выхода. Выходовмогло быть только два: или внутренне сокрушить, подмыть и изменить самого Арея,или вырваться наружу, перейдя во внешнее движение. И она перешла во внешнеедвижение в тот миг, когда Мамзелькина неосторожно звякнула кружкой, чтобыналить себе еще медовухи.

– Аида! Признайся! Ты ведь знала? –внезапно спросил он.

Плаховна сделала костистыми плечикамиотгоняющее мух движение.

– О чем знала-то?

– ЧТО МОЯ ДОЧЬ ЖИВА!!

– Дык откудова я знала-то? Кто мне, старой,что скажет? Бывалоча, к кому не придешь в гости, все гонят! Никто, значить, нерад! Иной зовет, зовет, а придешь – не рад совсем! – опечалиласьМамзелькина.

– АИДА!

Услышав окрик, Плаховна мгновенно пересталапечалиться и сказала скучным голосом:

– Оно, конечно, ежели с другой стороныподойти, то Книга Смерти-то у меня хранится. Учет, стало быть, и контроль! Безнее поди упомни: кого где взяла и куда унесла? Как потом отчитываться? –как ни в чем не бывало продолжала Мамзелькина. – И вот как-то смотрю: снумерацией чегой-то не того творится. Вроде сползло всё чуток. Озадачилась я,стала проверять и смотрю: ба! А Ареевой-то дочери нетути! Была в сохранности, анету!

– И ты молчала?

Мамзелькина без особой нужды приняласьпоправлять брезент на косе.

– Дельце-то больно скользкое, с какой стороныне возьмись. Поначалу я решила, что ты сам чего учудил с Книгой-то Смерти,чтобы дочери помочь. Вроде неловко бучу поднимать. Скандалы пойдут, проверки, атак нету и нету. Ежели что, думаю, прикрою тебя, скажу, что чернила выцвели.Потом голову поломала, к тебе присмотрелась и стала на Лигула грешить. Он это,мол, устроил для своих делишек. Тут я тем более помалкивала, чтобы междумолотом и наковальней не оказаться. Я женщина в летах, здоровьем не похвастаю…

Мечник недоверчиво скривился. Мамзелькинагрешила на здоровье еще до того, как жена Сократа стала сварливой. Уже тогдаАида Плаховна была дряхлой рассыпающейся старушонкой и жаловалась на ревматическиеболи в коленях.

– И когда имя моей дочери исчезло из книги?

Аида Плаховна зашевелила губами, припоминая.

– Дык уж годика с три, наверное. Так и есть:годика с три!

Еще раз взглянув на пергамент, Арей осторожноположил его на стол. Так осторожно кладут только предметы, которые очень хотяти одновременно страшатся уничтожить.

– Зачем они сказали мне, что она жива, но несказали, где она? Чтобы глумиться, да? Попадись мне когда-нибудь этот Эней! Яубью его не сразу! Вначале он прожует у меня свое письмо. Медленно, покусочкам! – прорычал он.

Мамзелькина укоризненно зацокала языком.

– Ишшо чего! Насколько я знаю их организацию,свет не глумится. Во всяком случае, мне такое не припоминается. Глумление – нашпродукт, производится в Тартаре, и нечего к нему ручонки тянуть! – сказалаона осторожно.

– Но зачем тогда он это сделал?

Решив, что нельзя только пить, нужно когда-тои подкрепиться, Аида Плаховна извлекла из воздуха копченую куриную ножку сполоской кетчупа и стала обкусывать ее по кругу. Ела она так, как едят толькомаленькие тощенькие старушки – невероятно деликатно и культурно, с мизинчиком вотлет.

– Обычные комплекшы швета! – пояснилаона. – Швет вечно считает, что он комуй-то чагой-то должон. Вот и сейчасхто-то из них решил, что будет непорядочно не сообщить тебе, что твоя дочьжива. Но, коль скоро тебе сообщено, у них есть долг и перед твоей дочерью, чейэйдос до сих пор на перепутье. То ли наш, то ли ихний – поди разбери!

Арей напрягся, точно бойцовый пес, увидевший усвоей миски другого пса.

– Откуда ты знаешь про эйдос? Ты же не читалаписьмо? – быстро спросил он.

– Ну дык с какой-то жа радости твоя дочьисчезла из моей книги? А ежели ишшо и свет вмешался, других вариантовнетути, – резонно отвечала Мамзелькина. – Минуточку! Я сейчас!

Внезапно она отвлеклась и, положив обкусаннуюкуриную ножку на полировку, исчезла, чтобы возникнуть две секунды спустя и,костистыми пальцами открыв незримую молнию, выудить из воздуха застрявшуюгде-то косу.

– Извиняюся! Срочный вызов… Две уличные бандыв Нью-Йорке не поделили, кто первый будет чистить клетку у попугайчика, –сказала она, протягивая одну руку за куриной ножкой, а другую за кружкой.

– А подождать нельзя было? – с досадойспросил Арей.