Боги, пиво и дурак. Том 7 - Ник Гернар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы зовем на помощь с самого утра, а нам будто в издевку какой-то идиот закинул охапку сена через забор! — возмущенно воскликнула рыжеволосая красавица, указав пальцем на небольшую кучку сушеной травы. — Совсем дурак!
— Ну, вообще-то он из лучших побуждений, — отозвался Шрам.
— А я не понял, — абсолютно на серьезных щах с недоумением проговорил Берн. — Что, слишком мало, что ли? Или в смысле из-за того, что в грязь?..
Майка громко залилась звонким, неудержимым хохотом.
А вот Берну было не до смеха.
На него с таким презрением уставились два десятка разъяренных женщин на четырех ногах, что мне его даже жалко стало.
— Сейчас мы узнаем, как ты сам его предпочитаешь, побольше или почище, — злобно прошипела на него моя бывшая напарница по гонкам. — А ну, девочки, давайте-ка угостим нежданного гостя!
Они толпой подхватили Берна за руки, за ноги, за одежду и поволокли к сену.
— А-аааа! — завопил тот, вырываясь. — Вы че взбеленились-то? Больно же! Щас как подпалю… начал он было угрожать, но вдруг непроизвольно задергался и неестественно, истерично захохотал: — Ахххахаха, щекотно!! Прекратиахххахах!..
— Эй, вы чего там задумали⁈ — возмутился Азра, пытаясь протолкнуться к Берну и прийти на выручку. Но тому уже запихивали в хохочущий рот сено.
— Да не дергайся ты, — насмешливо покосилась на магистра моя старая знакомая. — Они хоть и не травоядные, как предположил твой неосторожный друг, но к охоте не приспособлены.
Тут Берна и правда отпустили, со всех сторон накидывая ему предъявы, что, мол, они ему не коровы какие-то и вообще не жвачные животные, а кентавры, едрить! Высшая ступень копытных созданий!
— Тоже мне, ступень! — отплевывался тот. — Не баба, не лошадь. Ни поле не вспахать, ни…
Тут обступившие его четвероногие девицы та-аак на него уставились, будто и правда всерьез задумались, а не стать ли им на минуточку хищными.
Берн заткнулся, а я по-быстрому постарался переключить их внимание на более насущные вопросы.
— Бездушные, все-таки, твари ваши хозяева, — заявил я. И, приблизившись к запертым воротам загона и вынес их пинком, убрав заградительное начертание. Холодный воздух устремился в лицо, будто я окно открыл в запертую комнату.
По табуну пронесся восторженный вздох.
И тут из-за кучи соломы поднялось перепачканное, темное и многолапое существо. И монотонным голосом пробубнило:
— Эль. Темный эль!
Моя Арахна!
А я и забыл про нее…
Коняшки взвизгнули и с перепугу так ломанулись из загона, что чуть меня не уронили.
Когда мы вслед за ними вышли на ипподром и осмотрелись, то поняли, что вокруг ни души.
— Надо выбираться отсюда, — сказал Азра. — Идите-ка с Берном за медведем, а мы пока попробуем главный вход открыть.
— А чего снова мы-то? — возмутился мой напарник. — Он тяжелый, как мешок камней!
Но магистр был непреклонен.
— Тогда придумайте, как сделать так, чтобы он сам шел за вами, — Или очнулся уже, наконец. Чем таким, интересно, его в тюрьме опоили?..
— Его не опоили, — сказал я. — Просто Та’ки разделил свою сущность и оставил в панде только звериную часть.
— Вот хитрая жопа! — буркнул Берн — и тут же получил от Азры увесистую затрещину.
— А ну-ка слова подбирай! Ты о боге-покровителе нашей школы говоришь, между прочим. И какой бы хитрой жопой он не был, относиться к нему следует с должным уважением. Ясно?
Нам было ясно.
Потом Азра с прищуром посмотрел на меня. Даже мысль закралась, не собирается ли он выписать и мне какую-нибудь оплеуху, но вместо этого магистр спросил:
— Так это он обновил твое прикрытие? То-то я смотрю — внутри тебя ничего не разглядеть. Тьма сплошная.
На это я предпочел ответить многозначительной улыбкой. Потому что если во мне и царила непроглядная мгла, то уж точно не из-за зачарования Та’ки, об обновлении которого я вообще напрочь забыл. И никто не напомнил — видимо, потому что для этого не было видимой необходимости.
То, что выросло внутри меня, вполне могло самостоятельно позаботиться о своей конфиденциальности.
Между тем наш многоуважаемый покровитель сладко спал. Мы безуспешно тормошили его минут пять, пока я не призвал несколько стеблей дурмана.
В итоге Та’ки очнулся, зато я чуть не отрубился, потому что столько манипуляций с энергиями за один день способны подкосить кого угодно.
— Больше я сегодня ничего не смогу призвать, — пробормотал я, наблюдая, как панда довольно пожирает один из моих бесценных стеблей.
— Тогда беги впереди и прячь оставшееся от его наглой морды, — предложил Берн. — Надеюсь, наш магистр не скажет, что это слишком неуважительно по отношению к нашему божеству?
И тут меня осенило!
Конечно, панда — не свинья, дурман — не морковка, да и мы не в майнкрафте, но…
— Точно! Надо сделать удочку!..
Я отыскал в загоне лопату, вытащил черенок, привязал к нему веревку — и готово! Оставалось только свободный конец обвязать вокруг наживки — в моем случае, стебля дурмана, припрятав оставшиеся два про запас. И ву-а-ля!
Усевшись на нашу божественную панду верхом с удочкой в руках, я выехал из загона, как царь! Та’ки тянулся к стеблю, висящему на веревке буквально в метре от его пасти — и шустро перебирал лапами.
Нас встретили бурными аплодисментами. И угрозами донести на меня Та’ки, как только к звериной сущности присоединится человекоподобная.
Только Берн шутливо бубнил, что мне теперь и мягко, и тепло, и ногами идти не надо.
Так мы дружным табуном наконец-то оказались на улице города.
Здесь мало что изменилось с момента нашего последнего посещения. По крайней мере, никаких следов пожара или серьезных разрушений видно не было, не считая смятых шатров уличных торговцев и тонкого слоя невесомого, рыхлого снега, сбившегося по обочинам дорог, как тополиный пух.
При виде нашей безумной команды редкие прохожие бросились врассыпную и каждый заперся в своем доме.
— Уходить отсюда надо, — сделал вывод я.
— Имеет смысл подождать, — возразил Альба. — В ближайшее время купол над столицей снимут, чтобы быстрее подтянуть остальные войска, и тогда все порталы снова заработают.
— И из них с криками «За короля Георга» повалят вооруженные парни с бешеными глазами? Не уверен, что стоит дожидаться этого момента.
— Нам бы куда-нибудь пойти, где еда есть, — подала голос одна из лошадок, все еще испуганно посматривая на нашу молчаливую паучиху. — Супчик поесть… Или булочки…
— Идите вы… куда хотите, — буркнул Азра, отмахнувшись от нее. — Хозяев у вас теперь нет, так что делайте, что знаете.
На этих словах все кентавры будто копытами к булыжникам примерзли. Они с таким испуганным видом уставились на Азру, будто он предложил одну из них на супчик пустить. Это надо было видеть!
— Что значит — у нас нет хозяев?.. — забормотали они, хлопая глазами. — Как так?..
— Да, девочки, — заявила погромче Майка. — И это означает, что теперь вы свобо…
— Мы бездомные!!! — в ужасе закричали кентавры.
Дальше были вопли отчаянья, горестные обнимашки, стоны и плач, будто это старое кино и только что Сталин умер.
Мы аж опешили от такой реакции. Шутка ли — толпа рыдающих девчонок!
— В смысле «бездомные»? — оторопело спросила Майка, с такой жалостью глядя на кентавров, будто в каждой лошадке видела родную сестру.
— Забей, — зыркнул на нее Азра. — Руки есть, голова есть — найдут, как о себе позаботиться!
— Как можно плакать от того, что тебя освободили от рабства?.. — пробормотала Майя.
Тут подал голос Тень.
— Их пугает холод и голод, — сказал он. — Похоже, они даже примерно не представляют себе, откуда в этом мире появляется пища. Они мерзнут — но ни одна не думает о том, как найти себе одежду…
Осознав всю глубину развернувшейся проблемы, я аж охнул.
— Блин, верно ведь… Им же никогда не приходилось заботиться о себе самостоятельно. Каждый день их чистили, кормили, поили и держали в тепле. И единственное, что они умеют — это бежать по ипподрому без оглядки!
Бобер присвистнул.
— Интересно девки пляшут. То есть у нас целый табун трехлетних детей, только с сиськами и на четырех ногах? Вот это номер.
— Но нам нужно уходить, — возразил Азра, нахмурившись. — И меня куда больше волнуют вверенные мне люди, чем местные лошади!
— У тебя что, сердца нет? — с яростью проговорила Майя, вставая руки в боки.
— И что ты предлагаешь? Устроить им дом призрения? Или курс лекций «Я познаю мир»? — психанул Азра.
— А ты не ори на меня!
— Забыла, кто